Гней Корнелий нажал кнопку звонка, и в комнату поспешно вбежали юркие маленькие человечки. Сложением и повадками они отчасти напоминали сотрибутов домины Аракакоры, однако их мордочки представляли собою искаженные подобия все того же лица Луция Корнелия Суллы. Они подняли вокруг страдающего Метробиуса лихорадочную суету. Один торопливо жевал вареное мясо и выплевывал кашицу в специальную ложечку с длинной ручкой; другой вкладывал пищу в рот патрона; третий разводил грибной самогон; а еще двое стояли наготове с салфетками. С тонкой улыбкой на красивом лице Гней Корнелий Сулла покинул апартаменты патрона.
Говоря об интригах, Метробиус был совершенно прав: среди клонов постоянно велась глухая борьба за превосходство. Ядовитое наследие Суллы прорастало из его генов, неистребимое, как лебеда. Так, Гнеи, как правило, славились изворотливостью и даже некоторой извращенностью ума; Гаи – политиканством (один из них, например, организовал довольно бессмысленный «заговор гардеробщиков», окончившийся большими казнями); Авлы – присловьем «понять – значит разрушить»; Постумии – склонностью к необдуманным предательствам; Луции – эстетизмом запросов и нечеловеческой жестокостью – иными словами, у каждой серии клонов имелись свои характерные особенности.
Клоны образовывали группы и коалиции. Например, Гаи традиционно объединялись с Луциями, а Титы и Публии то входили в их союз, то хранили нейтралитет – здесь поколение на поколение не приходилось. Вообще же властолюбие отличало практически каждого потомка Луция Корнелия Суллы, диктатора. Исключение составляли лишь Сексты: всем радостям земным они неизменно предпочитали изобилие пищи и, неправильно трактуя выражение «короткая, но славная», добавляли: «живем один раз».
И вот сейчас на знакомой, хоженой-перехоженой шахматной доске неожиданно появилась новая фигура – этот Антонин. Фигура тяжелая, важная, но слабая, лишенная инициативы. Следовало хорошенько подумать над тем, как ею воспользоваться.
Конечно, патрон совершенно прав: идеальным выходом стало бы склонить Антонина к сотрудничеству, хотя бы неполному. Никто не потребует от него ничего недостойного, такого, что нанесло бы ущерб чести патриция. Нет. Но… одних ногтей и волос с него можно настричь на целую армию. А лабораторные опыты по скрещиванию генов, а экспериментальные партии Антонинов Сулланов!.. От Антонина требовалось бы лишь одно: постоянно находиться в латифундии и жить там поживать в свое удовольствие. А поскольку он патриций, то и жить ему предстоит весьма долго.
Разумеется, оказавшись в подобных условиях, Антонин скоро заведет себе фаворитов и тайных клиентов; они будут оказывать друг другу различные взаимные услуги… Перспективы, что и говорить, открываются масштабные. Следует лишь не терять времени и до того, как Метробиус произведет первое пробное расчленение, постараться наладить с этим патрицием контакт.
* * *
Августа Винделиков оказалась городом не то чтобы большим, но расползшимся, точно раздавленная жаба. Центральная ее часть, как и представлялось Тэкле, была замощена веселеньким разноцветным булыжником, а перед ратушей даже подметали; но все прочие части города хорошо если имели деревянные мостки. Дома лепились друг к другу и были преимущественно из бревен. Везде висело на веревках белье – очень плохой выделки, из дрянной ткани, – как будто в чумазой Августе Винделиков хозяйки только тем и занимались, что пытались оттереть с одежды грязь. Не очень-то у них это получалось, да что взять с города, где по улицам ходят гуси и козы.
Многое виделось здесь Тэкле чудным и странным, так что первое время ходила она взад-вперед по главной улице, рассекающей Августу Винделиков с борея на нот, и не знала, на что решиться. Ей требовалось сперва хотя бы немного привыкнуть ко всему этому.
Улица носила название виа Принципалис. Ближе к борею на ней находилась каменная базилика с простым четырехугольным крестом на крыше. Она наполовину вросла в землю и покрылась густым темным мхом, а на крыше вокруг креста росли красные грибы. На праздник Иоганна Баптиста их торжественно освящали, и тогда они переставали быть ядовитыми, а напротив – становились целебными. Кусочки этих грибов раздавали страждущим и все случаи исцелений тщательно записывали в большую книгу с кожаными листами.
Ратуша находилась на перекрестке, там, где виа Принципалис пересекала виа Претория, ориентированная строго с зефира на эвр. Перед ратушей имелось старое каменное изображение видного мужчины. Он был изваян в полный рост, высокий, широкоплечий, в юбке, нарезанной на полоски, в солдатских сапогах с узорными голенищами и отрезанными носками, из которых торчали мощные, правильно очерченные пальцы. Крепкую грудь облегала кираса с круглыми значками в виде льва, помещенного в центр солнца, а голову венчал высокий шлем, лихо сдвинутый на затылок. Словом, это был великолепный человек, истинный патриций, сияющий, словно дневное светило в самом расцвете люмена.
Статуя потрясла воображение Тэклы – преимущественно тем, что была по меньшей мере на 4/7 выше Альбина Антонина. Девушке подумалось, что это – здешний эталон; а если она не ошиблась, то в сравнении с подобным эталоном Альбин не представляет ни малейшей ценности. Такое предположение чрезвычайно ее смутило, и она решительно не представляла себе, как же поступить. Куда в первую очередь обратиться – в ратушу или в церковь?
Наконец Тэкла приняла решение и направилась к базилике, предполагая, что здание принадлежит Объединенной Мутантской Церкви. «Объединенные мутанты» хоть и слыли довольно нудными буквоедами, зато столь же тщательно трудились на ниве милосердия, фиксируя каждое свое доброе деяние, дабы в конце времен торговаться за место в раю с фактами и цифрами на руках. Тэкла встречала их как-то – они приходили в деревню – кажется, из Августы Треверов; очень много говорили непонятного и раздавали красивые картинки с поучениями, например: «Вынь бревно из глаза ближнего», «Отруби согрешившую руку» – и так далее.
Базилика, даже в своем теперешнем состоянии, выглядела очень величественно. Она как будто не уходила в землю под гнетом времени и разрушений, но, созревая в сокровенных глубинах, выпрастывалась из нее, неудержимо, как растение. Чем дольше смотрела на базилику Тэкла, тем больше трепета вызывало у девушки это древнее строение, и в конце концов она так самое себя запугала разными мыслями, что готова уже была бежать и лететь прочь что есть силы; но тут отворилась низенькая, подпиленная у порога дверь, и показался старенький сморщенный мутант в толстом коричневом плаще с капюшоном. Тэкла отпрянула, испуганная этим неожиданным появлением, однако затем быстро взяла себя в руки и вежливо присела в книксене – как принято для девиц.
