Я уже смутно помню как сюда попал. Знаю одно — моё бесконечное бегство закончилось.
Не знаю пошла ли трансляция информации этого, как его? Забыл фамилию…Неважно.
Меня тут же взяли. Куда-то повезли, что-то говорили. Что-то кололи. Потом положили
На холодный стол из нержавейки. Очнулся я весь в проводах. Голова моя была зажата намертво. Шевельнувшись я почувствовал инородные тела в ней. Что-то уходило в затылке вглубь. Вспомнив старый роман, я с тревогой поискал глазами тело и нашел.
Только я его не чувствовал. Голая грудь с черными волосами а дальше не видно. Попытался поднять руки и не смог. Где они? Но я напрасно беспокоился. Руки я почувствовал позднее, когда они заболели на локтевых сгибах. Видимо, мне что-то вкалывали. В оглушительной тишине вскоре я различил какой-то гул работающей аппаратуры. Если б я не знал, что пятое и шестое поколение компьютеров давно стало предметом антиквариата, можно было подумать, что это гудят вентиляторы охлаждения, шумят блины жестких дисков. Но их давно нет. Вся информация хранится на кремниевых кристаллах, связанных оптическим волокном. Скорость обмена информации уже давно перешагнула все мыслимые пределы поскольку фотонный процессор работает на почти световой скорости.
Но какая-то аппаратура работала. Что-то происходило. Время от времени заходил парень в бело-салатной больничной робе и кормил меня раствором из шланга и менял судно. Я пытался с ним заговорить, но он притворился глухонемым. Сколько прошло времени не знаю. Приходил в себя и опять проваливался в небытиё. Но однажды он достал нечто из кармана халата, и я понял, что это правда. Санитар присоединил куда то за моей спиной ещё один жесткий диск.
Значит это правда. Страшилки эти рассказывали давно и мало кто в них верил. О том, что у преступников скачивают информацию из мозга. Всю их грешную жизнь. Просматривают все их деяния как видео файлы. А после, по совокупности преступлений дают пожизненное заключение. Заодно выявляют всех сообщников. Завяз коготок, всей птичке пропасть. Поэтому преступности в наше время практически нет. Помню как мы ратовали за всеобщую сеть видео наблюдения, голосовали за 'всевидящее око'. А чего? Мы люди честные, нам боятся нечего? Пусть воры и убийцы боятся. И действительно было тихо. Хотя люди время от времени необъяснимо пропадали. Просачивались периодически слухи о преступных развлечениях богатых мира сего, о золотой пыли' наркотике для избранных, о тех или иных нечистых делах, которые нигде и никогда не афишировались. Может быть и я оставался бы в неведении, если б не наши ушлые журналисты, которые по роду деятельности знали всегда больше чем вещали с экрана для народа и нет-нет делились информацией намеками. Видимо, знать что-то и не поделится выше человеческих сил.
Ну и пусть! Пусть знают и смотрят мою жизнь. Мне ни капли не стыдно. Ни того, что лежу я голый на железном столе. Ни того, что видят они мой первый поцелуй в шесть лет с соседской девчонкой, ни мой подростковый онанизм, ни мою первую женщину. Стыд куда-то делся, пропал в моем сознании, атрофировался как чувство. Канул в небытиё вместе с желанием жить. Когда я упал на дерево под домом, то думал, что больнее не бывает и не будет. Но было. Вот теперь лежа на столе, на всеобщем обозрении, как выпотрошенная тушка лабораторной крысы я умирал вместе с кленом за окном.
Как осенние листья теряя надежду на спасение, на жизнь. Только клен за окном удерживал меня в этом мире и жгучее желание вдохнуть живого воздуха. Может быть напоследок мне дадут его вдохнуть? И это 'может быть', было тонкой нитью всё ещё удерживающей меня от того, чтобы однажды не проснутся. Лишить себя жизни я не мог.
Невидимые путы удерживали меня от малейшего движения. Я не мог почесать нос, утереться если чихну, перевернуться на бок, сменить позу. С моим телом что-то сделали.
И это сводило меня с ума. Санитар правда периодически протирал тело губкой с каким-то раствором. После процедуры воняло ужасно. Кричать я к сожалению тоже не мог.
Видимо под воздействием какого-то препарата, мысли мои текли хоть ясно, но как-то без эмоционально. Из всех эмоций только грусть мне была доступна. И я тихо плакал глядя на золотой клен, пока слезные железы не истощались. Тогда уставший и обессиленный я засыпал. Но сны мне не снились. Не было в них спасения и другой реальности. А лишь тяжелое небытиё. Сколько я находился в таком состоянии, сказать затрудняюсь.
Порою мне казалось, что вечность. Но клен за окном шептал мне о другом. Он всё ещё был на месте. Все ещё махал мне ветвями. Только листьев на нем становилось всё меньше.
И однажды, когда их почти не осталось и белые крупные хлопья прилипли к стеклу, я понял, что наступила зима. Мне почему-то стало холодно. Хотя температура в комнате не изменилась. Может это повеяло холодом от людей, которые пришли на меня посмотреть?
Смотрели они на меня как на предмет. И говорили так же.
— Этого тоже?
— Конечно. Вы сами видите, выбирать не с чего. Подопытных мало. Завтра перевозите.
— Хорошо.
— Сколько всего сможете поставить экземпляров?
Что ответил солидному господину санитар я уже не расслышал. Они отвернулись и вышли из палаты. Под белым халатом гостя угадывались погоны.
* * *
Очнулся я на кровати, что уже обнадеживало. Удалось поднять руку и я увидел какую-то худую длань, словно руку смерти. Не ужели это моя рука? Подумал я. Движение это вызвало страшную ломоту во всем теле, словно меня долго держала судорога и только отпустила.
— Очухался? Вижу уже ножками шевелишь?
Голос вроде веселый, но какой-то безрадостный с показной веселостью. Повернул голову направо и физически ощутил как скрипнули застывшие от безделья позвонки. А шейную мышцу повело. Направо от меня на койке свесив ноги сидел человек. Он улыбался как это и было понятно по голосу. Но вернее скалился. Я попытался принять положение как и он, сидя. И мне это удалось. Голова сразу закружилась. Захотелось упасть назад на кровать и уснуть, набраться сил. Голова была безумно тяжелой. Я прилагал все свои силы, чтоб удержать её на месте. Казалось, дай мне сейчас кто щелбана и она отвалится. Но Бог миловал. Никто не дал.
— Где мы? — Спросил я шершавым языком отвыкшим произносить слова.
— А фиг его знает. Знаю одно жрачка тут нормальная, а не та баланда, что через трубочку сосут. Ты вовремя проснулся, принесут скоро.
— Так Вас то же кормили с трубочки…там. Ну…,- я затруднялся назвать помещение, где пребывал последний месяц или два.
— А как же? Все мы через это прошли. Сдал всех с потрохами. Так, что кореша мои если их отловили сейчас тоже кино крутят.
