– Тогда как мы можем узнать о том подземном городе?
– Пока тебе следует надеяться в основном на интерналайзеры. Вы контактировали лишь секунду, тем не менее ты мог бы узнать куда больше, чем сам полагаешь.
Найл потянулся к пульту, но приостановился.
– Ты говоришь, мне надо подождать до завтра?
– Тебе решать. Если ты утомлен, результаты будут неважные.
Голову ломило от усталости, но любопытство все-таки пересилило.
– Попробую-ка я еще paз.
Он лег закрыл глаза и тронул кнопку «старт». Головная боль рассосалась, и появился невероятный соблазн уснуть. Однако Найл сдержал себя и нажал на вторую кнопку. Еще труднее оказалось не поддаться волнам уютной расслабленности, размывающим сознание. Стремясь скорее с этим покончить, Найл коснулся девятой кнопки.
Опять захламленный коридор, пахнущий отсыревшей штукатуркой. Только на этот раз ощущение такое явственное, что трудно усомниться в его достоверности. Стены смотрелись монументально, как во сне, и чувствовалась твердость пола под ногами. Подспудная усталость, казалось, лишь обостряла ощущения, придавая им эффект замедленности. Едва начав погоню по коридору, Найл уже мог различать паука-клейковика, следящего за происходящим из своей дыры в потолке; ага, значит, прорисовываются детали, о которых раньше и не подозревал. Как и в реальной жизни, Найл мог переводить внимание на что угодно. Вытянув руку, чтобы схватить за плечо незнакомца, он обнаружил несколько звеньев золотой цепочки, выбившейся из-под рубища. Вот незнакомец споткнулся и повернул голову. Найлу подумалось, что это лицо знакомо ему ничуть не хуже, чем лицо отца или матери. Наизусть был известен заросший подбородок и странно хищные зубы. Последовавший удар походил на пинок, расчетливо нацеленный в солнечное сплетение. Найл с любопытством отметил, что незнакомец использует своего рода отрицательную эмоциональную энергию. Получалось так, что ненависть во взоре, полоснув по Найлу, сама по себе обрела осязаемую плотность и силу, как сжатый кулак. И это потому, понимал он теперь, что удар нацелен в один из его эмоциональных центров.
Когда их умы соприкоснулись, Найл опять почувствовал острую неприязнь, желание отвернуться, как от гнилостного запаха. Но на этот раз он не дался порыву, решив понять по возможности больше из того, кто он, этот убийца, и откуда взялся. И опять голова пошла кругом от невиданного хитросплетения, такого, что ум терялся, не в силах разобраться.
И вот тут изменилось главное: качество восприятия. До этой секунды Найл сознавал, что знакомится со своего рода записью, с зафиксированным во времени архивом памяти. А теперь вдруг появилось любопытное ощущение, что мозг находится в контакте с живым умом. Что само по себе абсурд, поскольку человек мертв. Вместе с тем ошибиться было невозможно между считыванием и живым контактом была такая же пропасть, как между холодом трупа и теплом живого тела.
От внезапно пробившего острого страха все в Найле опасливо замерло. Он вдруг осознал, что оба они, и он и убийца, стоят в тесной каменной палате, в кромешной тьме. Веяло холодом. В нескольких шагах впереди в каменном кресле, чем-то напоминающем трон, с которого венценосец Каззак приветствовал гостей Диры, сидел человек. Несмотря на мрак, сидящий был различим совершенно отчетливо, будто не зрением, а каким-то другим чувством. Он был облачен в длинное черное одеяние наподобие монашьей сутаны с капюшоном, скрывающим лицо. Несмотря на способность проницать темноту, взгляд не мог пробраться внутрь капюшона; смутно виднелись лишь белки глаз, внушающие невольный трепет своей цепкостью.
Из-под сутаны выглядывали темные башмаки с затянутыми носками. Единственное, что еще проглядывало, это Руки на подлокотниках кресла. Найлу показалось, что они будто бы покрыты чешуей, как кожа ящерицы или змеи, хотя цвет был обычный, человечий. Пальцы соединяла меж собой полупрозрачная перепонка.
В тот миг когда Найл неожиданно очутился перед этим человеком, тот, очевидно, наставлял убийцу Скорбо, который стоял, почтительно склонив голову. И когда Найл с тревожной настороженностью посмотрел на каменное кресло, убийца, похоже, уловил его присутствие; спустя мгновенье его обнаружил и сидящий в кресле. Найлу показалось, что глаза сузились, и когда обратились на него, ему стоило труда не отшатнуться: во взгляде сквозила поистине осязаемая сила. Бесплотное состояние Найла словно усугубляло его чувствительность, и взгляд этих глаз действовал с необычайной силой. Довольно странно, но во взгляде не было ни злобы, ни жажды смерти; лишь вседовлеющая, схожая со слепотой темная одухотворенность. Чувствовалось, что этот не терпит ни пререканий, ни инакомыслия; любой несогласный – враг, подлежащий уничтожению.
Сидящий поднял правую руку с подлокотника и уставил на Найла палец, увенчанный не ногтем, а будто когтем, как бы в знак предостережения. Уставил, и в груди у Найла нестерпимо зажгло, будто какая козявка припала и начала въедаться, буравя расположенными вкруговую коготками, вроде тех, что у некоторых клопов и клещей. Найл поперхнулся от боли; тем не менее, когда пальцы потянулись отодрать, там ничего не было.
Секунду спустя он очнулся на ложе в Белой башне. В окно струился безмятежный солнечный свет. Облегчение сменилось ужасом, который будто намеревался проесть плоть до самого сердца. Интерналайзер был выключен, комната имела всегдашний, привычный вид. Тем не менее Найл по-прежнему чувствовал на себе взор суженных немигающих глаз, и грудь все так же жгло. Найл полез рукой под тунику и отчаянным движением рванул золотую цепочку с кулоном; пролетев через комнату, та упала на пол. Тут же пропала и боль, и ощущение на себе темных глаз.
– В чем дело?
Найл мотнул головой. Он опять чувствовал себя разбитым и утомленным. Только на этот раз усталость была не та, что обычно следует за потрясением, а такая, будто он только что подвергся такой нагрузке, что можно и не выдержать.
Найл указал на кулон, лежащий возле стены.
– Эта штука чуть меня не доконала. Старец подобрал вещицу.
– Не может быть. Это просто кусочек металла.
Найл был так истощен, что не хватало сил спорить.
– Это какой-то проводник, – выговорил он.
Старец покачал головой.
– Мой анализ показывает, что это сплав меди и цинка, с небольшой примесью золота. Структура совершенно инертная, а, следовательно, проводником быть не может.
– Мне наплевать, что там показывает твой анализ, – от усталости и унылого отчаянья голос у Найла звучал сдавленно и прерывисто. Он принудил себя держаться спокойно, и опустился головой обратно на подушку. Машина мира тотчас завибрировала – автоматическая реакция на напряжение лежащего; мгновенно полегчало.
