— Не совсем понимаю.
Соколов вздохнул, в его голосе послышались менторские нотки:
— Вы знаете, что такое протекционизм? Здоровый, принципиальный протекционизм — явление не только неизбежное, но и нужное — например, за вас горой стоит Ревский. Он готов отстаивать вашу кандидатуру где угодно и перед кем угодно. И это прекрасно!
Соколов передохнул.
— Но есть и двуличный, мещанский протекционизм. Это когда папы, мамы, друзья и близкие готовы лопнуть, но помочь своему протеже, а уж заслуживает он протекции или нет — дело десятое.
Видя, что Лорка собирается возразить, Соколов замотал головой, на его румяном лице появилось страдальческое выражение.
— Знаю, знаю! Такие случаи редки, даже исключительны. Но ведь исключительна и цепочка несчастий с кандидатами в экспедицию на Кику! Мы не можем, не имеем права упускать из виду такую возможность. Разве есть, например, гарантия, что некто без ведома Виктора Хельга или при его молчаливом попустительстве не пытается протащить его в экспедицию ради грядущей славы, которой он так жаждет?
— Кто? — устало спросил Лорка. — У Виктора нет ни отца, ни матери, они погибли, когда он был еще мальчишкой.
В голубых глазах Соколова появилось хитроватое выражение.
— А вы знаете, что Виктор очень дружен с Эллой Дюк?
— Что? Да она лет на двадцать его старше!
Соколов сокрушенно вздохнул.
— Бог мой! Элла — женщина без возраста, неужели это не понятно?
Это была правда, и Лорка невольно призадумался.
— А почему между вашим другом Игорем и Эллой вдруг произошел разрыв? — вкрадчиво спросил он. — Ведь они по-своему крепко любили друг друга. А если говорить честно, я не встречал женщины умнее Эллы Дюк. Она одна стоит целой тайной организации! И уж если такая женщина поставит себе задачу протащить возлюбленного в экспедицию, никакие препятствия ее не остановят.
— Будет вам фантазировать, — добродушно сказал Лорка.
— Так уж и фантазировать? Вы же любите и знаете мировую литературу и историю, Федор. Вспомните леди Макбет и госпожу Помпадур, вспомните о вековечной загадке женской натуры. Да, сейчас этот женский комплекс в полной мере проявляется редко: не та жизнь, нет стимулов и экстремальных обстоятельств. Но в определенных условиях этот бесовский синдром может и нынче вспыхнуть со страшной силой.
Лорка смотрел на эксперта с некоторым удивлением, он еще не видел его таким. Наверное, Соколов почувствовал его взгляд, а потому без паузы перешел на деловой тон:
— Пусть это звучит напыщенно, но мы с вами, Федор, стоим на страже устоев общечеловеческой морали. Мы должны быть бдительны, дотошны, а если нужно — беспощадны.
— А равно умны и деликатны, — философски добавил Лорка.
— Это само собой разумеется, — отмахнулся Соколов. — Вам нужно обязательно встретиться с Эллой Дюк, на вас вся надежда, Федор. Я, грешный, пробовал говорить с ней, но вся моя дипломатия разбилась о нее как о скалу.
Он мельком взглянул на Лорку и медленно поднялся на ноги.
— У меня есть для вас еще одна новость. Я расскажу по пути.
По широкой пологой лестнице они спустились к эскалатору, и здесь, под старой липой, Соколов приостановился.
— Тело Тимура найдено, Федор, — сказал он, не глядя на Лорку.
Федор молчал, хмуря брови. Соколов мельком взглянул на него, вздохнул и вдруг, хлопнув себя по бедру, убежденно проговорил:
— И что-то тут не то!
Лорка мгновенно насторожился.
— Вы о чем?
— Я о Тимуре. Что-то они темнят.
— Кто они?
Под холодным, «тигриным» взглядом Лорки Соколов поежился.
— Врачи. Чего-то они недоговаривают.
— Что они могут недоговаривать?
— Откуда я могу знать? — вдруг рассердился Соколов. — Но недоговаривают, это точно. Я, знаете, очень чуток на фальшь, на полуправду, на умолчание. — Он взглянул на Лорку и хитренько улыбнулся. — Вот и вы что-то недоговариваете, верно?
Лорка припомнил терпковатое вино Ревского, свой глупый прыжок в овраг, дерево-рогатину, с любопытством заглянул в простодушные голубые глазки Соколова.
— Да неужели?
— Представьте себе. Таите что-то, убежден. Голову готов положить на плаху, как говаривали в старину.
— Таить можно не только плохое, — мягко заметил Лорка.
— Верно! Но почему бы вам не поделиться со мной — хорошим или плохим, какая разница? — Соколов говорил просительно, даже заискивающе. — Любая тайна — тяжесть на душе. Откройтесь, и легче будет.
— Экий вы дипломат, Александр Сергеевич.
Соколов грустно взглянул на него.
— Уж какой я дипломат, — он достал большой платок и аккуратно вытер лицо и шею, — эксперт. Да еще профессиональный.
Сначала Лорка хотел договориться о встрече с Эллой заранее, но, хорошенько подумав, отказался от этой мысли. Конечно же Элла начнет гадать, зачем Федору понадобилась эта встреча, выберет для себя определенную роль и будет ее разыгрывать с таким увлечением и искренностью, что разобраться, где правда, а где вымысел, будет совершенно невозможно.
А «случайно» встретиться с Эллой было совсем не трудно. Она жестко выдерживала трудовую дисциплину, заканчивая свой рабочий день в один и тот же час. И все-таки встреча едва не сорвалась. Хотя Лорка заблаговременно подошел к институту энергопроблем, его отвлек разговором знакомый, и Федор заметил Эллу в самый последний момент, когда она уже скрывалась за поворотом аллеи. Но узнал ее Лорка сразу: тонкая точеная фигура, туго обтянутая мягкой тканью, небольшая голова, гордо посаженная на длинную шею, легкая походка, которую вовсе не портила едва уловимая нарочитость движений бедер и кистей рук. Походка у Эллы, как и многое другое, была глубоко продумана, многократно примерена и тщательно отрепетирована.
Лорка извинился перед знакомым, прибавил шагу, легко догнал ее и, поравнявшись, сказал приветливо:
— Здравствуй, Элла.
— Лорка! — Она привычно, ослепительно улыбнулась. — Рада тебя видеть.
Наверное, она и правда была рада встретить его. Их связывали добрые отношения, что было совершенно естественно, ведь речь шла об отношениях с женой товарища по космической работе.
У Эллы были нежные, но определенные, будто выгравированные черты лица, большие удлиненные глаза, тонкие брови. В пышных вьющихся каштановых волосах — крупный изумруд, привезенный со Стикса, — подарок Игоря. Лорка невольно задержал на нем взгляд. Элла сразу заметила это и погрустнела.
— Вот так, Федор, — сказала она философски-меланхолично своим хорошо поставленным голосом. И легко коснулась густо-зеленого камня кончиками длинных пальцев. Как и все движения Эллы, это движение рукой было законченно, изящно и чуточку нарочито.
