— Тут мука, крупа. Деньги, — один за другим пять алтын положила. — С таким добром с умом распорядившись на ноги быстро встанешь, но о том, как нищей была помни и не зазнавайся, — пальцем пригрозила ополоумевшей от счастья женщине, что на колени перед ней упала, не зная как благодарить. Девочка вовсе как на богиню смотрела и искренне верила — так оно и есть.
Стася поморщилась и выдала:
— Никому ничего не говори обо мне. И помни, в любую минуту приду, погляжу как живете.
— За кого хоть молить? — выдохнула женщина, ни чуть уже не пугаясь грозной госпожи — благоговела только, принимая ее за истинное явление чуда, отзыв небес на свою последнюю молитву, не раньше как по утру в небо отправленную. Просила деточкам своим или жизни, или смерти легкой, как Господь распорядится. Вот и распорядился — в едину минуту все дав.
— Господу молись и Пресвятой Богородице, она вас и землю эту защищает и все видит, и не оставляет.
— Так, госпожа — матушка.
— Ну, будь здрава Пелагея и ты Любашенька. Мамку слушай и почитай да во всем ей помогай. За братиком приглядывай. А я, путь будет, навещу, — и улыбнулась светло: пусть троим, но помогла, пусть мелочью, но пригодилась, значит, не зря день прошел. Не зря.
Год пройдет, десять — а что мать, что девочка крепко будут помнить помощь незнакомки и верить, что не оставили землю и людей Боги, что помогают им, слышат их, видят, творят правду…
Жаль, что реже, чем хочется.
Любаша из дверей за женщиной вылетела, ноги обвила и уставилась снизу вверх.
— Ну, чего ты? — улыбнулась ей Стася, погладила по голове. — Живи, девочка, умницей будь, правду чти и добро, да ни гнись не под кого. Помни, ты дочь Божья.
— Ты придешь еще? — прошептала.
— Как Бог даст. Только не зови в тягости — учись сама с бедой справляться. Зови в радости — я приду. Горе на двоих — двойное горе, радость на двоих — ни конца, ни края не имеет.
Поцеловала в лоб, вздохнула, чувствуя как доверчиво прижалась к ней девочка — оттаивает маленькое сердечко, впускает тепло да свет в душу. Значит, жива будет, значит, полетит еще, полетает.
— Беги к мамке, дел у вас ноне много — дом свой прибрать, братика поднять.
И улыбнувшись ей вышла за ворота. Пошла к лесу не оглядываясь — пятнадцать минут до точки выхода. Успеет.
Динозавры здесь не бегали — трилобиты под ногами валялись.
Чиж сидел прямо на красном густом песке и смотрел в небо темное с бордовым отсветом. И не верилось ему, что он на родной планете и не принималась окружающее за реальность. А ведь знал, понимал, готов вроде к чему угодно был. И в бокс шагнул лишь чуть робея, и в пропасть воронки с зелеными всполохами ушел глаза не закрывая, а тут накрыло.
Равнина слева, океан справа, куда не смотри — горизонт, где вода и суша с небом сливаются. Никого, ничего, тишина, как будто оглох. Ветерок вялый чуть лица касается, запах в воздухе дурной, сернистый, влажный, острый.
Сван присел перед ним на корточки, ладонью перед лицом помахал:
— Жив?
Чиж неуверенно кивнул.
— Пошли прогуляемся. До точки еще тридцать минут. Наслаждайся.
То ли всерьез, то ли пошути.
Николай встал, не соображая, пошел, и все то оглядывался, то нагибался, чтобы песок потрогать, влажность и прохладу под ладонью ощутить, шершавость панциря трилобита, хрупкость ее. И уверится — не мерещится.
Признался себе нехотя, что до этой минуты хоть и верил ребятам, но все же не доверял, не принимал всерьез возможность по времени перемещаться. А тут убедился — не шутка, не насмешка, и принял, тяжело, скрипя закостеневшими догмами, начал свыкаться с мыслью о реальности представшей перед ним в виде виртуальности.
Только привык, только свыкся, как обратно в водоворот уходить пришлось. Стоял в круглом боксе, смотрел на пол и соображал — что это было? Где песок?
— Все. Ступор на день, — помахал опять перед его лицом ладонью Сван.
— Ничего подобного, — буркнул Чиж, чувствуя легкое отупение.
Только к вечеру переварил увиденное. Когда все вместе в гостиной собрались, посмеяться над собой смог, слушая обсуждение стариков, поведения новичков.
Стася его смутила — смеялась задорно, счастливо, выглядела такой довольной, словно он подвиг совершил. Хорошо стало на душе, легко. И будто окончательно прижился он в группе, словно всегда всех их знал, вместе с ними вырос и не на одно задание, ни в один век ходил.
В этот вечер они с Яном заключили негласное перемирие и приняли друг друга как братья.
С губ Стаси не сходила милая, добродушная улыбка, в глазах тепло материнское было и понимание и, такой она красивой Чижу казалась, что взгляда отвести не мог. Одного не понимал, отчего капитан со всеми не веселится, а на сестренку испытывающе смотрит, будто подозревается в чем-то.
А женщина на него внимания не обращала. Спокойно на душе у Стаси было, она долг свой выполнила, не впустую этот день провела. И пусть не вернула погибших братьев, но трем попавшим в беду умереть не дала. Может, устав нарушила, себя и Ивана подставила, но мелочь это по сравнению с верой в глазах ребенка.
Глава 5
Лейтенант Русанова получила допуск через семь дней, Иштван через восемь, а на девятый пятую команду зеленого патруля подняли по тревоге. Жизнь входила в обычное русло.
Русанова и Федорович стояли перед полковником Казаковым и получали инструктаж. Задание типичное, если бы не одно «но» — в группе три новичка. Пусть обкатанных, десять раз по «зеленке» прошедших, но по учебной программе, а тут серьезное дело.
— Товарищ полковник, они зеленые, — пытался втолковать ему капитан, но тот неумолим был:
— Вы и есть «зеленые» капитан Федорович. Задание ясно?
— Так точно, — выпалив недовольно, вытянулся.
— Двадцать минут на сборы. Кругом ма-арш!
Стася и Иван вывалились из кабинета и застыли перед ребятами. Пару секунд рассматривали их и Федорович рыкнул:
— В арсенальную, бегом! Загрузка по полной программе! Вперед!
Семь пар ног дробно застучала по мрамору.
— Сван, пластид! — крутанул мужчине коробку капитан.
— Детонаторы?
— У меня, — бросила Стася, вдевая их в чехлы на куртке.
— Резвей, братья, резвей! — подгонял капитан собиравшихся. — Ян, рацию проверь на месте. Все включили переговорники! Чиж! Куда ты шашки суешь, олух! Выкинул! Выкинул, сказал!
Иштван сунул ему запасной автомат-пистолет и пару обойм:
— Поверь, это лучше.
— Что хоть затевается?
— Задание на месте получим. Но, судя по сборам, будет горячо, так что не стесняйся, греби все что получиться.
