Однако в сложившейся ситуации комиссар решил отступить от своего обычного правила.
- Послушайте, Сигрен, - сказал он, - вы же физик. И, я думаю, лучше, чем кто-нибудь другой, должны понимать, что следствие в иных случаях в действительности может оказаться причиной.
- Не совсем понимаю, - удивленно поднял голову Сигрен.- Что вы имеете в виду?
- Вы убеждены, что все ваши неудачи объясняются тем, что такова ваша судьба. А не приходило ли вам в голову, что все ваши неудачи в действительности связаны с тем, что вы убеждены, будто они вам на роду написаны. Я, кажется, не очень четко все это сформулировал, но надеюсь, идея до вес дошла?
- Вы хотите сказать... - растерянно посмотрел на него Сигрен. - Если бы все было так просто. Какое значение имеет моя... вера в судьбу - скажем так, - если я никак не могу найти решение, которое ищу? Просто я недостаточно талантлив.
- Не знаю, - пожал плечами Бэрд. - Но насколько я понял, вы не можете сделать лишь самый последний шаг. Может быть, понимая, что от этого слишком многое зависит. Но в то же время вы подсознательно убеждены, что вам не удастся избежать грозящих в случае неудачи неприятностей. И это висит над вами, словно Дамоклов меч, туманит ваши мысли и мешает довести дело до конца.
Сигрен долго молчал, глядя куда-то в пространство мимо комиссара. Бэрд терпеливо ждал
- Знаете, комиссар, - наконец произнес Сигрен, - в том, что вы только что сказали, что-то есть. Я сейчас старался припомнить свои прежние беды и, пожалуй, возможно, вы правы, я сам во всем виноват. И сейчас. Ведь я сознательно избрал не тот путь, которым шел Девидс. Я знал, что если получу такое же решение, как и он, то это обернется против меня же. Скажут, что оно и есть украденное решение, что я просто списал с пропавшего листка Девидса. При моем-то везении. Таким образом, я сам себя обрек на неудачу. Ведь проблема сложна необычайно. И уж если вообще оказалось возможным ее разрешить, то вряд ли такое решение может быть получено разными путями.
- Вы говорите - один путь, - задумчиво произнес Бэрд. - Взгляните, пожалуйста, вот на это. И он положил перед Сигреном три решения. Пока Сигрен с раздражающей медлительностью просматривал записи, Бэрд думал о том, какими все-таки удивительно разнообразными могут быть причины, способные побудить человека ко всякого рода выдающимся свершениям. Чувство товарищества, как у Ленгли и Грехема, хотя понимаемое ими по-разному, своего рода спортивная злость, как у Сойка, а может быть, просто страх.. Хотя, казалось бы, отрицательные эмоции не должны приводить к положительным результатам. Да необъятны скрытые резервы человеческой психики. Как найти к ним путь?
- Значит, это все-таки возможно? - пробормотал Сигрен.
Он отложил в сторону листки, принесенные Бэрдом, и стал торопливо просматривать собственные записи. В его глазах вспыхнул лихорадочный блеск. Он с торжествующим видом поднял голову:
- Верно! У меня все верно, абсолютно верно; я остановился буквально перед самой последней формулой. А все остальное совершенно верно! Вы понимаете?
- Вот видите, - мягко сказал Бэрд - Оказывается, и через эту границу можно перешагнуть Поздравляю вас. От всей души. Ваше имя войдет теперь в учебники физики.
- Вы совсем не так меня поняли, - энергично возразил Сигрен. - Разве в этом дело - мне не слава нужна. Я ведь никогда не думал, что способен на такое. Это главное.
Он умолк и, словно зачарованный, стал перебирать свои листки. Но вдруг его глаза погасли, лоб сморщился, лицо приобрело растерянное выражение.
- Но ведь это ужасно, - произнес он потухшим голосом, кивнув в сторону все еще лежавших на столе решений своих коллег.
- Что ужасно? - не понял комиссар.
- То, что они тоже решили.
Бэрд непонимающе взглянул на Ситрена.
- Но ведь вы только что говорили...
- Нет, нет, - торопливо перебил Сигрен, как бы прочитав мысли комиссара - Вы опять меня не так поняли. Ведь я бился над этой задачей для того, чтобы доказать, что решение у Девидса похитил не я. А теперь...
- Что теперь? - переспросил Бэрд, с беспокойным ожиданием глядя на Сигрена и все еще не понимая.
- Теперь, когда задачу решили все, мы снова оказались в равном положении. Каждый из нас может быть похитителем. Ведь кто-то же взял эти злополучные бумажки у Девидса.
"Ах, черт, - выругался про себя Бэрд. - Ведь он прав. Найти свое оригинальное решение мог ведь и тот, кто убил, - для того чтобы оправдаться".
Комиссар испытал томящее ощущение из далекого детства. Он вспомнил игру, которая состояла в том, что нужно было первым взобраться на высокую гору, нарисованную на листке картона. Играющие бросали кости с очками и передвигали свои фишки с клетки на клетку. Но где-то перед самой вершиной каждого подстерегала коварная клетка. Стоило попасть на нее, и фишке сбрасывалась вниз - к самому подножию горы, и надо было все начинать с нуля. Неужели и сейчас он отброшен к самому началу?
Теперь оставалось только два пути - магнитофонная пленка и чай.
- Вот кто будет рад до смерти, так это Хэксли, - задумчиво продолжал Сигрен. - Можно сказать - такой сюрприз. И на самом краю пропасти.
- На краю пропасти? - заинтересовался Бэрд.
- Ну да. В последнее время дела нашей конторы шли все хуже и хуже. Настолько плохо, что Хэксли был на грани банкротства. Под эту задачу он взял большой заем. Представляете, каким ударом явилось для него исчезновение листка с решением Девидса. Ведь уже в руках держал и вдруг...
"Кто же мог подсыпать яд в стакан чая? - напряженно размышлял Бэрд. Один из пятерых. Если не эти четверо, то Девидс. Но Девидс отпадает странно было бы совершить самоубийство в момент великого открытия. А почему, собственно, пять? Ленгли сказал - каждый дежурил один раз в неделю. Но ведь убийство произошло в субботу. Значит, был шестой. Кто же?"
- Скажите, пожалуйста, - обратился Бэрд к Сигрену, - Вы не помните, кто в тот день разливал чай?
- Суббота? Если приходилось работать в субботу - дежурил сам шеф.
"Хэксли? Вот это любопытно".
- Еще один вопрос. У каждого из вас свой постоянный стакан?
- Нет, зачем же, - ответил Сигрен, с недоумением глядя на комиссара. Каждый берет первый попавшийся. Разве не все равно?
- Да, да, разумеется, - согласился Бэрд. - А вы не помните, господин Сигрен, когда вы в тот день брали свой чай, сколько еще стаканов оставалось на столе?
В глазах Сигрена мелькнуло беспокойство, но он ответил с готовностью:
- Чай мы как раз взяли почти одновременно все четверо. И разошлись по своим комнатам.
- И после этого на столе оставалось только два стакана?
- Да: Девидса и шефа.
- Благодарю вас.
Так, значит, всыпать тектолон в стакан Девидса мог либо Ленгли в тот момент, когда относил ему чай, либо Хэксли. Но когда мог сделать это Хэксли? Либо тогда, когда разливал чай по стаканам, но это явно нелепо, так как стакан с ядом мог достаться любому, в том числе и самому Хэксли, либо перед тем, как Ленгли пришел за чаем для Девидса. Но ведь и тогда на столе оставались не один, а два стакана. И любой из них мог достаться Хэксли, в том числе и с ядом. Впрочем, для верности он мог всыпать яд в оба стакана, а свой просто вылить.
