— Только попытайся вызвать кого-нибудь, и я зарежу тебя, — говорит Беа.
Я поднимаю руки вверх.
— Все понял.
Внезапно она взрывается: вскакивает и ударяет меня руками в грудь.
— Как ты можешь так говорить? Ты ничего не понимаешь!
Я пристально смотрю на нее и отклоняюсь назад.
— Мой отец тоже погиб во время восстания.
— Это нельзя сравнивать. Мои родители были хорошими людьми. Твой отец был... он был...
— Он был засранцем, — говорю я, и она моргает. Я выжидаю, так как не хочу говорить лишнего. — Но я хотел бы любить его больше.
В ее глазах появляются слезы.
— Если кого-то теряешь, всегда хотел бы любить его еще больше, — она трет глаза и пыхтит. А затем начинает реветь, прижав руки к лицу, чтобы сдержать всхлипывания.
Я никогда так не плакал. Моя мама провела бесчисленное количество дней в кровати, кашляя и стоная, до тех пор, пока однажды утром она не ушла, и шумы сменила тишина.
Один единственный раз я плакал по ней, очень тихо, один в моей комнате. Почему я не оказал ей последнюю честь и не горевал о ней правильно?
Я снова копаюсь в рюкзаке и вытаскиваю радиостанцию. Беа смотрит наверх.
— Нет, — говорит она, уже снова готовая напасть.
— Ты скоро будешь копать ей могилу, если она не попадет в больницу.
— Они убьют ее.
— Она и так умирает.
Беа жует губы.
Я поворачиваюсь.
— Куда ты идешь? — спрашивает она.
— Я не хочу, чтобы она проснулась и, вероятно, начала кричать, пока я говорю. Они должны верить, что я нашел определенного человека, — сопротивление Беа быстро тает. — Его зовут Джаз.
Шум мотора предупреждает об появлении автомобиля за несколько миль. Аккуратно Беа отделяет каждый палец Джаз, которыми она сжимала вокруг ее руки.
— Скоро тебе станет лучше, — говорит она так, будто она сама верит в это. Она одаривает ее коротким поцелуем в лоб и затем встает, чтобы собрать ее вещи. — Что ты им расскажешь? — спрашивает она меня.
— Что нашел ее покинутую и ужасно напуганную, — Джаз кивает, чтобы показать, что она будет участвовать в игре. — Теперь найди себе убежище и не выходи, пока не услышишь, как уезжает внедорожник, — говорю я.
Беа обращается к Джаз.
— Ты совсем не такая глупая выпендрежка, как я думала, — она выдавливает из себя улыбку.
— Пока, — говорит Джаз. Она вынуждена сдерживать слезы. Беа тоже всхлипывает. Она снова кивает и исчезает в темноте.
Я смотрю ей вслед и несу Джаз к обочине, где мы сидим, дрожа, под светящимся звездным небом и тонким месяцем.
Ее перевязанную ногу едва ли можно еще спасти, так как она уже так распухла. Надо надеяться, что, по крайней мере, она сама может спастись.
— Ты можешь представить себе, как люди жили здесь до ухудшения? Так много места, — говорю я скорее с самим собой, чем с Джаз, которая едва может держать глаза открытыми. Я прижимаю ее крепче. — Здесь путешествовали люди вдоль и поперек по всему свету. Никто не оставался только в своей стране. Теперь никуда не приходят иностранцы. Мы все пойманы. Пойманы в Куполе на этом гигантском острове. Вокруг все одинаково, — Джаз зажимает мой большой палец в руке и снова закрывает глаза, когда внедорожник светит из темноты яркими глазами прожекторами.
Я встаю, Джаз в моих руках. Внедорожник притормаживает и останавливается. Джад выходит и останавливается перед капотом. В свете фар он остается тенью во мраке.
— Кто это? — ревет Джад. Вместо униформы на нем безвкусные брюки и старый пуловер, и выглядит он, как совершенно обычный рядовой человек. Отец. — Где Квинн?
— Я не видел его, — Ради КРЫСЫ Джад никогда бы не приехал сюда и поэтому я соврал по рации, сказав, что нашел Квинна.
— Что за черт... — он прерывается, делает шаг вперед и поглядывает на Джаз. Он убирает ей волосы с лица. — Что я должен с ней делать?
— Ей нужен врач.
— Мы так не договаривались, — он разворачивается на каблуках.
— Я напал на след Квинна. И я принимаю твое предложение. Я буду вторым, если это значит, что я больше не должен убивать невинных людей.
Джад снова разворачивается ко мне лицом.
— Это были не только невинные создания, — говорит он, глядя на Джаз, которая едва смогла ускользнуть от него. — И кто гарантирует мне, что ты говоришь мне правду?
— Я соврал о Квинне только для того, чтобы помочь ей. И я едва ли думаю, что найду еще кого-либо нуждающегося в спасении, — говорю я, думая о Беа.
Он протягивает руки.
— Давай ее сюда, — говорит он холодно и осматривает ее ногу без заметных эмоций.
— С Ниам все в порядке? — спрашиваю я.
— Она все еще страшно обижена. Она дочь своего отца, твоя сестра, — говорит он. — Ты, однако... мало получил от него.
— Нет, получил, и Квинн тоже ненамного похож на тебя, — он даже не может представить, что неожиданная забота о сыне сделала бы его теперь героем или чем-то подобным. Джад пристально смотрит на меня, пока Джаз вертится в его руках.
Я выхожу из яркого света прожектора, назад в темноту,
— Извергнутые здесь ничего не знают. Будь внимателен с ними, — говорит Джад на обратном пути к машине.
Осторожно он укладывает Джаз на заднее сидение и снова садится за руль. Он делает крутой разворот на гальке, и они уезжают.
Я возвращаюсь назад на вокзал.
— Беа, — кричу я. Через несколько минут она снова стоит передо мной и дрожит. Мне становится легко на сердце. Я уже боялся, что она убежала, так как я не выдержал бы долго в одиночестве здесь.
— Ты думаешь, она выдержит? — спрашивает она.
— Может быть, — говорю я.
Верхние кнопки на ее пальто и рубашке расстегнуты, обнажив острые ключицы и белую кожу. Я подхожу к ней, и она протягивает руку.
— Спасибо, — говорит она. Я хватаю ее за руку и пожимаю ее, и, наконец, ее рот изгибается в тонкой улыбке.
— Я рада, что ты нас нашел, — говорит она.
— Я тоже.
По команде Вани все продолжили есть, охрана контролирует всю территорию.
— Но что, если это министерство? Они бомбили Рощу. Почему бы не здесь? — говорю я. Это возможно, что здесь внутри не слышен шум Цыпов и гусениц танков?
— Нет ничего, что Макс не мог бы контролировать, — говорит Терри.
Он черпает ложкой какой-то белый порошок из миски и посыпает им дымящийся десерт, чтобы затем передать миску дальше, но мой живот бастует от напряжения.
Нигде не безопасно? Я полностью разбита, я не хочу больше бежать, я хотела бы остаться в Секвойе и назвать ее своим домом. Я требую слишком много?
Я энергично тру лицо, чтобы вырвать себя из бессмысленных дневных грез, когда внезапно в зале все снова приходит в движение.
