— Мистер Перри, рад снова видеть вас, — заявил доктор, протягивая мне руку.
Сопровождавшие меня колониальщики вышли через дальнюю дверь.
— Будьте любезны подойти к боксу.
— Когда я побывал там в прошлый раз, вы вколотили мне в голову несколько тысяч гвоздей. Поэтому я не испытываю слишком сильного восторга при мысли о том, что мне снова придется лезть в этот гроб.
— Я вас понимаю, — ответил доктор Расселл. — Однако сегодня боли не будет. К тому же мы располагаем довольно ограниченным временем, так что… — Он направился к саркофагу.
— Если я почувствую хотя бы укол, то, смотрите, поколочу, — предупредил я, неохотно забираясь внутрь.
— Пожалуй, справедливо, — безмятежно отозвался доктор Расселл, закрывая за мной дверь.
Я, впрочем, заметил, что в отличие от прошлого раза он защелкнул замок. Не исключено, что моя угроза была воспринята всерьез. Ну и хорошо.
— Скажите, мистер Перри, — продолжил доктор, покончив с дверцей, — что вы думаете о нескольких последних днях?
— Они были странными и не слишком приятными, — честно сознался я. — Если бы я знал, что со мной будут обходиться как со слабоумным дошкольником, то, возможно, не стал бы подписывать контракт.
— Очень многие думают точно так же, как вы, — ответил доктор Расселл. — Поэтому позвольте мне вкратце объяснить вам, что и зачем мы делали. Датчики в вашу голову мы поместили по двум причинам. Во-первых, как вы, вероятно, догадались, для изучения вашей мозговой деятельности во время выполнения вами тех или иных основных функций и отслеживания переживаний ряда первичных эмоций. У всех людей мозг обрабатывает информацию и опыт более или менее одинаково, однако каждый человек использует некоторые совершенно уникальные методы и процессы. В качестве аналогии: у всех людей на руках по пять пальцев, но пальцы каждого имеют свои, строго индивидуальные отпечатки. Вот мы и старались сделать, если можно так выразиться, индивидуальный отпечаток вашего умственного «пальца». Вы понимаете, о чем я говорю? Я кивнул.
— Прекрасно. Значит, теперь вам ясно, для чего мы на протяжении двух дней заставляли вас делать всякие смешные и глупые вещи.
— Вроде беседы с обнаженной красоткой о том, как проходил праздник по поводу моего седьмого дня рождения. — заметил я.
— Этот тест дал нам много по-настоящему полезной информации, — веско сказал доктор Расселл.
— Не могу понять какой.
— Это скорее технические сведения, — уклонился Расселл от ответа. — Как бы там ни было, за минувшие два дня мы получили достаточно полное представление о том. как ваш мозг использует нейронные связи и воспринимает разнообразные стимулы. И эту информацию мы можем использовать в качестве шаблона.
Прежде чем я смог спросить: «Шаблона чего?», доктор Расселл продолжил свой монолог:
— Во-вторых, работа датчиков не ограничивалась только записью работы мозга. Они способны также транслировать в реальном масштабе времени точный ход процессов, происходящих в голове. Выражаясь по-другому, датчики запечатлели работу вашего сознания. Это важно, потому что в отличие от определенных умственных процессов сознание нельзя законсервировать. Для перемещения оно должно быть живым.
— Перемещения?
— Именно.
— Вы не обидитесь, если я спрошу, о какой такой чертовщине вы говорите?
Доктор Расселл улыбнулся.
— Мистер Перри, когда вы подписали контракт о вступлении в армию, вы же думали, что мы возвратим вам молодость, верно?
— Да, — согласился я. — И все так думали. Ведь нельзя же вести войну силами армии стариков. Вы должны иметь какой-то способ снова делать их молодыми.
— И как, по вашему мнению, мы это делаем? — поинтересовался доктор Расселл.
— Не знаю, — честно сказал я. — Генная терапия. Клонированные запасные части. Наверно, вы каким-то образом вынете из меня старые детали и поставите вместо них новые.
— Вы частично правы. Мы действительно прибегаем к генной терапии и используем клоны для замены. Но мы не заменяем ничего, кроме вас.
— Я вас не понимаю, — занервничал я: стало очень холодно и возникло ощущение, будто реальность, как коврик, выдергивают у меня из-под ног.
— Ваше тело старое, мистер Перри. Оно действительно дряхлое и не сможет проработать сколько-нибудь долго. Нет никакого смысла сохранять его или модифицировать. Оно не из тех вещей, которые по мере старения превращаются из рухляди в антиквариат, и не имеет таких частей, замена которых позволяла бы ему работать как новенькому. Когда человеческое тело стареет, оно стареет все целиком. И поэтому мы намерены избавиться от него. От всего целиком. Единственное, что мы собираемся сохранить, — единственная часть вашего существа, которая не делается хуже в процессе старения, — ваш разум, ваше сознание, то, что называется вашим «я».
Доктор Расселл шагнул к дальней двери, в которую вышли два колониальщика, коротко постучал и повернулся ко мне.
— Посмотрите хорошенько на свое тело, мистер Перри, — сказал он, — потому что сейчас вам предстоит с ним попрощаться. Вы переселитесь в другое место.
— Куда же я переселюсь, доктор Расселл? — заплетающимся языком спросил я. Во рту у меня стало так сухо, что я с трудом мог говорить.
— А вот сюда, — ответил он и открыл дверь.
Из двери появилась та же пара колониалыциков, что доставила меня в кабинет. Один из них толкал перед собой инвалидное кресло, в котором кто-то сидел. Я вытянул шею, чтобы посмотреть. И меня затрясло.
Это был я сам.
Только пятьдесят лет назад.
— А теперь мне нужно, чтобы вы расслабились, — сказал доктор Расселл.
Колониальщики подвезли младшего меня ко второму саркофагу и теперь запихивали тело туда. Оно (или он, или я — впрочем, не важно) не оказывало никакого сопротивления; с тем же успехом можно было предположить, что они возятся с больным, находящимся в коме. Или с трупом. Я был зачарован тем, что видел. И страшно испуган. Негромкий, слабенький голос в глубине моего мозга сказал, что я очень правильно поступил, что побывал в уборной перед тем, как явился сюда, а не то обязательно намочил бы штаны.
— Как… — начал было я и осекся. Во рту пересохло — я не мог произнести ни слова.
Доктор Расселл что-то тихо сказал одному из своих помощников, тот выскочил и тут же вернулся со стаканом воды. Врач поднес стакан к моим губам, что было очень хорошо, поскольку я сам вряд ли удержал бы его. Пока я пил, доктор говорил.
— Слово «как» обычно входит в состав одного из двух вопросов, — сказал он. — Первый: «Каким образом вам удалось сделать этот молодой вариант меня?» Ответ будет следующим: десять лет назад мы взяли генетический образец и использовали его, чтобы изготовить вам новое тело. Он убрал стакан.
