– Что вы на самом деле думаете о Нью-Августе?
Вопрос звучал невинно, однако Натаниэль решил, что при данных обстоятельствах следует отвечать по возможности честно.
– Я мало что успел здесь повидать, но уже чувствую дискомфорт от того, что не могу выйти под открытое небо. Полагаю, это одна из причин, по которым здешние архитекторы предпочитают высокие потолки.
– Лучше, конечно, спросить у архитекторов. Впрочем, по-моему, эта причина ничуть не лучше, чем любая другая. Просто у нас так принято.
– А если кому-то не нравится то, что принято?
Марселла пожала плечами.
– В любом обществе есть люди, которые в него не вписываются.
– Не могу сказать, что заметил здесь неприкрытое существование полицейского государства, но у меня складывается впечатление, как будто все находится под строгим контролем.
– Как и следовало ожидать.
– Недовольные попадают в психиатрические больницы?
– Не обязательно. В этом преимущества Империи. Если им не нравится в Нью-Августе или еще где-то на Земле, они могут сесть в корабль и отправиться на любую из доброй сотни планет.
– Это поощряется?
– Говоря откровенно – да. Чем меньше здесь народу, тем меньше давление на окружающую среду и ниже общественное недовольство.
– А разве мысль о негативном влиянии плотности населения и уровня комфорта на социальную гармонию не просто миф?
– Имевшие место бунты, связанные с нехваткой жилья, а также работы вашего же ученого Вондерйоргта и эксперименты Кляймерсоля говорят об обратном. На практике ни одно государство не может допустить подобного ухудшения ситуации, сохраняя хоть какие-нибудь претензии на существование гражданских свобод.
– Разве подобные теоретические вопросы не выходят за рамки вашей сферы деятельности?
– Ничуть.
Больше Натаниэль ничего не спрашивал, а сосредоточился на пряных огнехвостах.
– Очень вкусно.
– Вы их прежде не пробовали?
– Нет. Наша кухня куда проще.
– Скажите, на что похож Аккорд? Только не фразами из путеводителя – у нас есть стандартные справочники, кассеты, хроника, отснятая еще до Схизмы. На что он похож в наше время? Как вам кажется, чем он отличается от Империи?
– Не уверен, что смогу ответить с какой-либо долей точности.
– Меня устроит и неточный ответ, – рассмеялась она. – Знаете, вы очень осторожны. Все, конечно, понятно, но, может быть, слегка расслабимся?
– Хорошо. Раз так, то, во-первых, на Аккорде можно видеть небо. Оно зеленоватое, а солнце наше белее. Наверно. Солнце Терры я вижу лишь через пермостекло, а солнце Аккорда видел в своих садах и лесах. Я знаю по именам каждого человека в городке, где вырос, а здесь не могу судить, кто с кем знаком. На Аккорде все что-нибудь производят. Даже чиновники выращивают для себя овощи, или пишут, или сочиняют музыку, или поют.
– Настоящая утопия.
– Отнюдь нет. Наше общество молодо. Людям приходится усердно трудиться на двух-трех работах. Только на протяжении жизни нынешнего поколения мы смогли позволить себе содержать профессиональных политиков и бюрократов. И я не уверен, что это было к лучшему.
Марселла нахмурилась.
– Вы говорите, что Аккорд – молодая планета. Около четырехсот лет назад – для столь небольшой политической и социальной системы довольно большой срок – Аккорд был достаточно развит, чтобы спровоцировать, направить и успешно скоординировать многопланетную революцию, лишившую Империю всех возможностей проводить прямую экспансию и зоне Расселины. К тому же, – сухо добавила она, – около пятидесяти планет решило, что они предпочитают не делать выплат в имперский бюджет. Не могу подобрать правильного слова для описания столь эффективного в таком молодом возрасте государства.
Натаниэль пожал плечами.
– Вас интересовало мое мнение. По сравнению с Империей Аккорд пребывает еще в младенческом состоянии.
– Вы мало что написали на чистых страницах, Натаниэль.
– На каких чистых страницах?
– На тех, из которых сшита книга вашей жизни.
Прежде чем пытаться ответить, эколитарий доел последний огнехвост. Женщина знала больше, чем следует простому помощнику замминистра. Интересно, почему.
– На Аккорде все так скрытны?
– Нет.
– Кто такие эколитарий?
Вот об этом ему говорить совершенно не хотелось. Вопрос казался простым, но любой честный ответ привел бы к новым проблемам.
– Право слово, не знаю, как объяснить.
– Вы, должно быть, шутите. – В ее голосе чувствовалась недовольная нотка.
– Мы, эколитарий, довольно замкнутая группа. Так что сравнивать довольно трудно. Изначально мы были единой и полностью независимой силой, лежавшей в основе военного потенциала Аккорда. Сейчас это уже не так, хотя некоторое количество кораблей у нас осталось. Мы по-прежнему не подчиняемся правительству Координатуры и мало с ним связаны. Можно сказать, что мы – ученые, обладающие достаточной мощью, чтобы сохранять автономию от любых органов власти.
– Ученых обычно считают людьми мирными, а Институт мне почему-то не кажется мирной организацией, равно как назначение эколитария торговым посланником – миролюбивым актом.
– Не обязательно связывать ученых с пацифизмом. К тому же нельзя забывать, что моя кандидатура появилась в результате компромисса, так как ни нормисты, ни ортодоксистская оппозиция не могли протолкнуть на эту должность своего представителя. Кроме того, любой компромисс, достигнутый при посредничестве эколитария, не может вызывать вопросов даже у самых фанатичных ортодоксистов.
Марселла легонько кивнула.
– В этом свете ваше положение становится более ясным. Правда, лишь немного более ясным, должна заметить.
– Ваше же по-прежнему неясно совершенно.
– Какие виды искусства наиболее популярны на Аккорде?
Резкие смены темы, решил Натаниэль, – знак того, что Марселла выяснила желаемое. Во всяком случае, на данный момент.
Единственный неловкий момент возник, когда ужин закончился.
– Все было замечательно, Марселла. Позвольте проводить вас до дома?
– А может, лучше я вас провожу?
– Терранский обычай?
– Да. Хотя, работая с дипломатами, привыкаешь к чему угодно.
– Как насчет компромисса?
– Каждый возвращается домой поодиночке?
– Только в этот раз.
– Хорошо. Но обещаю поймать вас на слове.
– В свое время, – кивнул Натаниэль. – До завтра.
Натаниэль ехал в тоннельном такси к Дипломатической башне и ждал нового нападения. Но обошлось без приключений.
Держа наготове станнер, отобранный у имперца, он коснулся замка. Створки двери разошлись.
Слишком тихо. А он ведь оставлял включенную музыку.
