Самое скверное было, что я не знал длины старицы. Поэтому я не мог закончить игру вовремя, а длил ее и длил, рискуя проиграться в прах, чтобы уж получить речной воды с немалым запасом. Но настал миг — и я, мысленно перекрестясь, сказал:
— Ну что же, любезный черт, каждый из нас играл на то, чем владеет и может предъявить немедленно. Ты проиграл все свое имущество. Коли есть иное — ставь на кон, но учти — мне потребна только вода! Ни на что иное я играть не стану!
— Да куда тебе столько воды-то? — спросил потрясенный черт.
— Нужна!
— Да в воде-то мои родичи живут! Коли она тебе в таком количестве надобна — сам их оттуда выгоняй, а я погляжу!
И злейшему врагу не пожелаю видеть перед глазами покрытую слизью морду с выпученными глазищами, торчащими вперед козьими рогами и прочими бесовскими прелестями. А черт ведь еще и сунулся ко мне поближе, имея намерение рыком своим и ледяным дыханием перепугать до полусмерти.
— Ну что же, — молвил я, положив руку на сабельную рукоять, — коли гусар обыграл черта, то сладит и с чертовой бабушкой. Веди сюда свою родню! А я уж с ней по-свойски переведаюсь!
Тут я молодецки глянул на протоку и в свете нескольких далеких фонарей увидел торчащие из воды выпуклые глазищи на манер лягушечьих. Чертова родня подобралась во время игры совсем близко и молча наблюдала за нами. Меня прошиб холодный пот, и я скорее повернулся к приятелю своему, лишь бы не видать более этих ледяных мерцающих глаз.
Черт же призадумался.
— Так сколько я тебе проиграл? — спросил он уже менее злобно.
— Я вел точный счет. Восемь тысяч сто девяносто две сажени, любезный черт!
Я выговорил это невероятное число — и сам испугался. Но виду не подал.
— Так это же вся старица… — ахнул он. — Да еще хороший кусок Курляндской Аи!
— Курляндская Ая тоже тебе принадлежит?
Он смутился. А я тихо порадовался тому, что нечисть не в ладах с арифметикой. Иначе мой задорный игрок сразу бы сообразил, что уже играет на воду, ему не принадлежащую, и пошел на попятный лад.
Молчание черта я истолковал верно — по каким-то подводным бесовским законам вода в Курляндской Ае ему не принадлежала.
Теперь следовало скорее с ним мириться, пока он и впрямь не позвал сюда всю свою братию.
— Послушай меня, приятель, — сказал я ему. — Я в игре горяч не менее тебя и сам теперь толком не знаю, на что мне эта старица. Нужна она, правду сказать, всего лишь на время. Я ею попользуюсь, а потом забирай ее обратно, сделай милость! И с родней своей вместе!
Черт глядел на меня очень подозрительно.
— Я перекрестился бы в подтверждение своих слов, любезный черт, кабы хотел тебя тем обидеть, — продолжал я. — Но не хочу. Ну, подумай хорошенько, на что гусару пустынная река? Ведь мы играли только на воду, без берегов и, сдается, даже без островов. Что же я лебедь, что ли? Или селезень? Гусары, слава Богу, не водоплавающие! Им того по уставу не положено!
Последнее я добавил, признаюсь, с перепугу — при слове «водоплавающие» глаза моего неудачливого игрока полезли из орбит своих и усы нехорошо зашевелились.
— Так чего же ты хочешь, треклятая твоя душа?
— Провести по старице лодки! И более ты нас не увидишь и не услышишь, любезный черт!
— Верно ли?
Ранее в таких случаях я бы скорбно воскликнул: о род человеческий! Но нечистая сила тоже, оказывается, страсть как не любит платить карточные долги свои. И если есть хоть малейшая возможность ускользнуть от долга из-за благородства иных игроков, то уж поверьте — она будет использована и на земле, и под водой!
— Верно, любезный черт, клянусь своей гусарской саблей! — подтвердил я. А поскольку сабля шла у нас против доброй тысячи сажен речной воды, то он мне и поверил.
— Будь по-твоему, — сказал черт. — Сейчас я доставлю тебя на головную лодку — и веди ее куда знаешь!
— Нет, друг мой, не одну лишь головную лодку, а и все, что за ней, — возразил я, поднял свой ментик и хорошенько встряхнул, выбивая меловую пыль. — Они должны пройти старицей и выйти в Курляндскую Аю, иначе я остаюсь здесь и принимаюсь хозяйничать в новом своем владении так, как сочту нужным.
Черт недовольно засопел. Похоже, он затеял строить козни против меня, да не справился.
Далее события развивались так: стоя на его ладони, я прибыл на «Бешеное корыто». Первым делом угодил я в объятия Калинина, который ждал меня у края борта и помог забраться на лодку.
— Слыханное ли дело, с нечистью в карты играть! — восклицал купец. — Внукам и правнукам своим закажу не соваться в эту протоку!
И одновременно хлопал меня по спине, сбивая с черного сукна последние белые палочки, означавшие мой выигрыш.
— Как тут без меня, Калинин? — тихонько спросил я.
— А как? К капитану и подойти боязно — сидит злой… Матросы — и те примолкли…
Я отлично представлял себе их состояние. Все мы — люди богобоязненные, находиться в обществе нечистой силы не желаем. Дивно еще, что никто не орал благим матом и не пытался удрать на противоположный берег пешком по воде. Бахтин одним своим пронзительным голосом да нарочитым бесстрашием сумел удержать и матросов, и нескольких бывших с нами пехотинцев в неподвижном состоянии. Но что при сем делалось в душе у него — понять было затруднительно. Никольский все еще бубнил псалмы, Ванечка же Савельев жался к капитану, полагая, что так он будет в безопасности. Как оказалось позднее, всей опасности он не осознавал.
Делать было нечего — я отправился к Бахтину.
— Я договорился, мы можем двигаться далее, — сказал я ему. — Командуйте, Бахтин.
Он посмотрел на меня немногим нежнее, чем сердитый черт, и скомандовал:
— Весла на воду! И — раз! И — два… Навались!
На «и» вышколенные гребцы занесли весла, на «раз» — дружно опустили их, и «Бешеное корыто» двинулось с места.
— Стой, стой! — раздалось вдруг. Это был голос чешуйчатого моего приятеля. Я нашел его взором — он торчал из воды, вновь обретя свои немалые размеры.
— Чем ты недоволен, любезный черт?
— Тем недоволен, что ты слова не держишь!
— Как это я не держу гусарского слова?
— Ты сказал, что сам поведешь лодки. А тут другой приказы отдает! Коли так — никуда я вас не пущу!
Я не мог уж вдругорядь играть с ним в карты. Протока принадлежала мне — но что с того радости, коли я был арестован в этой протоке вместе с канонерскими лодками? Следовало выдумать иную хитрость.
— Приказы отдавал мой первый помощник, — отвечал я. — У коего глотка более привычна орать на морских просторах. Но коли тебе угодно, я буду кричать сам.
