– Прошу вас, не бойтесь, пациент Хьюлитт, – обратился тралтан к землянину, тщетно пытавшемуся провалиться сквозь кровать. – Обследование и вербально, и физически будет неинвазивным. В том случае, если мои вопросы покажутся вам чересчур личными, вы можете на них не отвечать. Я практикуюсь в госпитале с тем, чтобы получить квалификацию нейрохирурга, поэтому и свое обследование я ограничу вашим черепом. Мне бы хотелось начать с затылочной области – оттуда, где нервные стволы входят в верхний позвонок.
Не могли бы вы сесть, – негромко и вежливо продолжал тралтан, – и опустить переднюю часть головы на суставы, соединяющие посередине ваши нижние конечности? По-моему, в просторечии они именуются коленями. Верно?
– Верно, – хором откликнулись Хьюлитт и Медалонт.
– Благодарю вас, – сказал тралтан и, не спуская одного глаза со Старшего врача, продолжал:
– Преимущество представителей классификационного типа ДБДГ состоит в том, что длина нервных соединений между нервными окончаниями зрительных, слуховых, тактильных и обонятельных органов и соответствующими им центрами головного мозга невелика – она короче, чем у большинства других разумных существ, включая и мой вид. Преимущества в быстроте реакций наверняка обусловили доминирование ДБДГ еще во времена, предшествующие развитию у них разума. Однако содержимое черепной коробки на редкость плотно, поэтому картирование нервных волокон затруднительно, и в тех случаях, когда необходимо хирургическое вмешательство, требуется тонкая и точная работа. Скажите, пожалуйста, пациент Хьюлитт, когда вы открываете рот и закрываете его, смыкая и размыкая при этом верхнюю и нижнюю челюсть, не возникает ли у вас субъективного ощущения сдавления мозгового ствола?
– Нет, – снова хором отозвались Хьюлитт и Медалонт. Хоть Хьюлитт и не умел читать по лицам мельфиан, ему почему-то показалось, что этот вопрос тралтана Старший врач счел глупым.
– Достаточно, – резюмировал Медалонт. – Кто будет следующим?
Вперед вышло создание с узким трубчатым тельцем, покрытым коричневыми и желтыми полосками. Тельце покоилось на шести длинных тонюсеньких ножках. Из боков странного существа торчали две пары крыльев. Похоже, крылья были разноцветными, но существо так плотно прижало их к бокам, что Хьюлитт не мог разглядеть их как следует и понять, какой цвет преобладает. На макушке удивительного насекомого антеннами торчали два длинных усика. Поднявшись в полный рост, существо едва дотянулось до края кровати срединными лапками и уставилось на Хьюлитта громадными лишенными ресниц глазами.
Первым побуждением Хьюлитта было прихлопнуть неприятное насекомое – так, как он прихлопывал любых насекомых, осмелившихся подлететь к нему близко, но он одернул себя. Ударь он такое хрупкое создание, он бы изрядно его покалечил. А раз так, то нечего его и бояться. Кроме того, Хьюлитт никогда бы не прихлопнул бабочку, пусть даже такая большая ему никогда не встречалась.
– Я дверланка, пациент Хьюлитт, – сообщила бабочка, доставая из наплечной сумки сканер. – Поскольку я в настоящее время в госпитале являюсь единственной представительницей нашего вида, я искренне надеюсь, что наша встреча пройдет дружески. Мои интересы простираются в области общей хирургии, поэтому, с вашего разрешения, я обследую вас с головы до пальцев ног.
«Огромная бабочка, – подумал Хьюлитт, – с безукоризненной манерой общения с пациентами!»
– Вы – не первый землянин-ДБДГ, которого я обследую и чьи медицинские документы оставляю для последующего изучения, – добавила дверланка. – Но другие, как и положено в госпитале, имели заболевания или травмы. Вы же, похоже, совершенно здоровы и поэтому представляете для меня особый интерес как образец для сравнений. Я начну с того, что посчитаю ваш пульс в височной и каротидной артериях и на запястье, поскольку острые ситуации могут случиться и в отсутствие сканера.
Бабочка-дверланка склонила голову так, что один из усиков коснулся виска и шеи Хьюлитта. Прикосновение оказалось едва заметным. Закрой Хьюлитт глаза, он бы вообще ничего не почувствовал. Затем дверланка сказала:
– Мои инструменты позволят мне обследовать вас, не прибегая к раздеванию. В особенности это касается ваших гениталий. На основании моего опыта в области изучения поведения землян явствует, что они наготу считают табу и поэтому стесняются открыто показывать эти участки тела. Поскольку я не намерена смущать вас, пациент Хьюлитт, независимо от того, мужчина вы или женщина...
– Да ты разуй глаза-то, тупица! – возмутился один из кельгиан. – Смотри, какие у него плоские, атрофированные соски. Даже под одеялом видны очертания грудной клетки. У женщин молочные железы полностью развиты, поэтому женщины-ДБДГ имеют отяжеленную верхнюю часть тела. Мужчина, тут и гадать нечего.
Но тут Медалонт поднял клешню, и кельгианин сразу умолк. Дважды щелкнув клешней, Медалонт изрек:
– Хватит. Сейчас не время затевать медицинские дебаты – пациент слышит нас и, вполне возможно, сделает собственные выводы насчет ваших врачебных талантов.
Следующим к Хьюлитту приблизился тот самый кельгианин, который прервал излияния дверланки. Поднявшись на трех парах задних лапок и изогнувшись около кровати наподобие пушистого вопросительного знака, он воззрился на землянина. Значит, ни о какой безукоризненной манере общения говорить не приходилось.
– Я обследую вас примерно так же, как моя дверланская коллега, – резко проговорил кельгианин. – Но мне, кроме того, хотелось бы задать вам несколько вопросов. Первый: что делает такой пациент, как вы, то есть как бы совершенно здоровый, в госпитале? Судя по записям Старшего врача, с клинической точки зрения с вами все в порядке за исключением того, что у вас ни с того ни с сего произошел сердечный приступ. Что с вами, пациент Хьюлитт?
– Не знаю, – сказал Хьюлитт. – Ни того, ни другого.
Как и все кельгиане, этот практикант вел себя невежливо, честно и абсолютно прямолинейно, потому что только так и мог себя вести. Если бы Хьюлитт вел себя точно так же в отношении кельгианина, тот бы не обиделся, поскольку вежливость и дипломатия для любого кельгианина были понятиями чужеродными. Эту истину Хьюлитт усвоил почти сразу, как только оказался в госпитале, и теперь, пользуясь ею, мог сам задать интересующие его вопросы. Понятие лжи кельгианам также было неведомо.
– Мое заболевание носит преходящий характер, не имеет явной причины и не отличается тяжелой симптоматикой. Но и об этом вы тоже наверняка знаете из моей истории болезни. А что вы еще знаете?
– В вашей истории болезни также высказывается предположение о том, что возможной причиной вашего заболевания являетесь вы сами, – честно ответствовал кельгианин. – И что заболевание обусловлено сильной истерической реакцией, приводимой в действие глубоко укоренившимся психозом, проявляющимся на физическом уровне. Еще сказано, что для проверки этого предположения было предпринято тщательное психологическое обследование. Повернитесь на левый бок.
