К важным достижениям первого периода относилось подтверждение общего замедления биологического времени при колебаниях психодиполя. То, что давал наш с Павлом психодиполь, его единение с Жанной увеличивало многократно. Оба они, Павел и Жанна, не молодели, естественно, но их старение совершалось куда медленней, чем общее старение людей на Урании или на Земле. Мы установили, что мои с Павлом хроноэксперименты продлевали нашу жизнь на четыре-пять лет, а такие же эксперименты с Жанной продлят ям существование на пятнадцать — восемнадцать лет.
«Любовь — великий замедлитель старения! Любовь — великий стабилизатор жизни! — ликовал Павел. — Люди давно догадывались об этом. Но только мы доказали это с точностью закона природы. Скоро, скоро к другим теориям физики добавится и теория физического поля любви. Ты представляешь себе, друг мой Эдик? Математические уравнения нежности, интегралы ревности и страсти, потенциалы свиданий и разлук и — обобщением — сходящийся дифференциальный ряд общего времени жизни как функции любовного слияния. Бурные эмоции и глухие томления души на языке логарифмов и матриц! Каково?»
Он приложил свое новое понимание к одному давно известному факту. Еще наши предки заметили, что долго прожившие вместе супруги к старости становятся внешне очень похожими. Резкие отличия облика ослабляются, муж и жена выглядят на склоне лет как брат и сестра. Павел утверждал, что причина такого увеличивающегося с годами внешнего сходства — в хроноколебаниях психодиполя. Супруги обмениваются не только ласками и придирками, радостями и заботами, но и индивидуальным своим временем, а физиологическое время определяет жизненные функции едва ли меньше, чем изначальная генопрограмма организма.
«Ручаюсь, что у таких состарившихся в единстве супругов и продолжительность жизни больше, чем у одиноких или мало связанных душевно людей, — говорил он. Мы доказали продление жизни в искусственном эксперименте. Но жизнь — тоже хроноэксперимент, только естественный. Принципиальные закономерности — те же!»
Так шло несколько месяцев. Любовь служила эксперименту. Но мало-помалу возникла и новая закономерность: эксперимент стал служить любви. Я первым заметил зловещую новизну. Мое странное положение — друга Павла и его отвергнутого соперника — не позволяло мне сразу поднять тревогу. Не знаю, как Павел, а Жанна сочла бы, что я из ревности препятствую их любви. Эксперименты действовали на нее, как вино, после каждого она чувствовала себя охмелевшей. Психодиполь динамичен, а влюбленные вообще никогда не пребывают в полном равновесии. Хроноколебания дополнительно усиливают естественную неустойчивость взаимодействующих душ. Павел начал с небольших хроноколебаний, осторожно увеличивал их размах. После завершения каждого опыта Павел и Жанна описывали свое состояние, а я фиксировал их информацию. Однажды Жанна со смехом так говорила о себе:
«Я мчалась среди звезд. Вселенная вращалась вокруг меня, а я какой-то диковинной рыбой в мире космоса уносилась в будущее. Я непрерывно рассеивала икринки. На каждой ступеньке безмерно длинного будущего я оставляла своих детей. И знаете, кем я засевала мир? Тобою, Павел! Ты в миллионах одинаковых фигур остался позади — длинным светящимся шлейфом!»
Павел хохотал, его восхитило красочное видение. А я содрогнулся. Я понял, что колебания времен действуют наркотически. Вскоре видения появились и у Павла, он с наслаждением расписывал их. Он еще изучал физику хроноколебаний, но его все больше привлекал «побочный продукт эксперимента» — так он радостно именовал возникающий у них бред. Они все больше отдавались сладкому дурману, попеременно то микростарея, то микромолодея. Наступил момент, когда порождение галлюцинаций стало главной целью эксперимента, а его «побочным продуктом» физический смысл процесса.
Павел все усиливал размах хроноколебаний, ему хотелось побольше вторгаться в будущее, подальше уноситься в прошлое. Я говорил ему, что может появиться неконтролируемый автоматизм в колебательном процессе.
Он успокаивал меня. До автоколебаний не дойдет: стабилизаторы надежно ведут процесс. Оба они, как на качелях, раскачивались между прошлым и будущим. Однажды мне показалось, что наступает автоколебание, и я прервал процесс. Вы знаете, что происходит, когда наркомана насильно выводят из транса? Павел не постеснялся в выражениях. Мне пришлось напомнить, кто руководит лабораторией, а кто подчиняется. С той минуты, между нами пробежала черная кошка. Он вбил себе в голову, что я отвращаю их от возможности новых открытий. А я при каждом опыте думал, как обезопасить Павла и Жанну от неудачи. Под неудачей я понимал тяжелое нервное потрясение, мысль о физической катастрофе мне не являлась.
Катастрофа произошла, когда я отсутствовал в лаборатории. Мы с Чарли обсуждали доклад в Академию наук. Взрыв на энергоскладе разнесся по всей Урании.
Энергосклад превратился в бушующий вулкан пылающей дымной воды. Вода, ставшая огнем и дымом, — такой картины до нас еще не наблюдал никто. Я воскликнул в ужасе: «Чарли, это же невозможно, в мире не существует физических причин, вызывающих взрыв сгущенной воды!» Чарли иногда соображает с такой быстротой, что рождающиеся в нем идеи сверкают как озарения. Он мигом ответил на мое восклицание: «Эдик, а если атомное время сгущенной воды возвратилось к тому моменту, когда она была простой водой! Неужели твои стабилизаторы времени отказали?» — «Проверю, потом доложу тебе», — быстро сказал я и умчался.
Чарли остался у огненного водяного вулкана, а я бежал изо всей силы. Я уже понимал, что Павел воспользовался моим отсутствием и самостоятельно запустил хроноколебания. Вероятно, чтобы не терять времени, он даже не вызывал к себе Жанну, только позвонил, чтобы она уединилась в своей лаборатории: психодиполь их душ был так прочен, что на него почти не влияло небольшое отдаление.
Я ворвался в лабораторию, когда Павел, извиваясь, подползал к командному аппарату. Он из последних сил старался подняться, чтобы перекрыть процесс, но судороги бросали его на пол. Я кинулся его поднимать, он оттолкнул меня. Он шептал, выбрасывая из себя слова, как застрявшие в горле комья: «Жанна!.. Спасай!.. Автоколебание!.. Эдик!.. Я держу!..»
Он как бы выкрикивал из себя просьбы, а я лихорадочно пытался отрегулировать процесс. Автоколебание, ставшее неподконтрольным, нельзя просто отключить — это могло создать такой разрыв связи времен, что оба полюса диполя — Жанна с Павлом — неминуемо бы погибли. И еще тогда, пытаясь синхронизировать трансформатор времени с автоколебаниями психодиполя, я со всей остротой ощутил, как далеко пошел Павел в попытке спасти Жанну. Он не прерывал автоколебания, как мне показалось, а тормозил бешеную пляску времени, он сжигал себя, чтобы не дать разновременью истерзать Жанну. Он исступленно бросил свою жизнь на гибель, чтобы отвратить гибель от Жанны. Он продолжал извиваться на полу, но не дал себе и миллисекунды передышки, а мог бы. Он не только жертвовал собой, он и отчаянно боролся за то, чтобы дьяволы разновременья не отвергли его жертвы.
