Крестьянка, открывшая им дверь, пригласила путников пройти в комнату, на стенах которой из-под белой краски еще проглядывали тисненые золотом обои. Очаг, судя по всему, был в свое время переделан - он стал значительно больше, чтобы обогревать весь дом, в нем появились крюки для копчения мяса, а рядом выросла печь для выпечки хлеба. Грубо сделанная дубовая мебель дополняла интерьер.
Салли и мужчина сели за стол, на длинную скамью, а Джеффри остался стоять у стены. Время от времени он строил страшные рожи - надо же как-то поддерживать репутацию дурачка. А крестьянка со своей служанкой хлопотали на кухне.
Джеффри уже успел придти в себя, и у него начали появляться сомнения по поводу их нового спутника. Было в нем нечто скользкое, да и с той бедной женщиной в домике у дороги он обошелся прямо-таки по-свински. Но он знал, как к кому подойти, что правда, то правда. Сейчас он был исключительно полезен... и пока что даже и не заикался о лошадях.
Крестьянка вернулась с большим куском холодной буженины, а служанка принесла пиво, масло и грубый черный хлеб. Некоторое время все ели молча, а потом крестьянка принялась задавать вопросы: откуда они идут и почему не пошли через Росс. Это было, похоже, простое любопытство, и она вполне удовлетворилась ответом, что у Джеффри, мол, в городе часто случаются припадки. Тут все поглядели на мальчика, и он состроил им в ответ страшную рожу. Затем бывший продавец из Норвича поинтересовался, как лучше перебраться через реку Вае. Ему тут же рассказали, что путь через реку проходит по обломкам старого железнодорожного моста - переходя, следует соблюдать осторожность и следить за погодой на случай, если Нигромантер решит швырнуть в мост еще пару-тройку молний. И только тут в разговоре всплыли лошади. Так, мимоходом, словно они никого особенно и не интересовали, а путешествовать лучше всего пешком. Вот только лекарь опаздывал на весьма важные роды, а его сиятельство - не тот человек, которого стоило огорчать. Один только намек, но лицо крестьянки стало суровым, в глазах вспыхнула жадность. Она немедленно приказала служанке бежать в коровник и позвать оттуда хозяина дома.
Хозяин оказался маленьким и каким-то пришибленным. И даже когда он пришел, за него говорила жена. Она в превосходных выражениях расписывала достоинства имеющихся у них коней; восторгалась, как необычайно повезло путникам, что на ферме оказалось на продажу не один, а сразу два коня, за которых отдать семь соверенов - все равно, что получить их даром. Самозваный лекарь улыбался и кивал вплоть до того момента, как коней вывели во двор: один - высокий поджарый чалый, а другой - беспокойный пегий. Тут он хмыкнул и принялся осматривать коней - щупать их ноги и бока, заглядывать им в рот, хлопать по плечам. Закончив, наконец, осмотр, он покачал головой и предложил три соверена за пару. Четыре, если вместе с конями будет продана упряжь. Его заявление было встречено криками ужаса, словно лиса забралась в курятник, и началась оживленная торговля. Но преимущество мнимого лекаря не вызывало сомнений - он мог одновременно утверждать, что вовсе не собирается покупать ненужных ему коней, и что, дескать, два коня ему все равно ни к чему - требуются три.
Торговля шла без особого успеха, пока в разговор не вмешался сам фермер.
- Если вам нужны три коня, - сказал он, - то у нас есть еще пони. Он отлично подойдет для юной леди. Он немного того, но в целом вполне приличный...
Он прошаркал за угол амбара и вернулся с самым удивительным пони, какого только можно вообразить: заросшее шерстью квадратное чудо с четырьмя короткими ножками, темно-коричневого цвета с черной гривой и угрюмыми глазами. Он злобно фыркал на людей, и когда ему щупали колени, изловчившись, цапнул потенциального покупателя за бедро.
- За ним нужен глаз да глаз, - признал фермер. - Он сильный, но очень упрямый. Вот что я вам скажу: берите тех двух за пять с половиной, а я дам в придачу к ним еще и этого с седлом и всеми причиндалами. Да помолчи ты, Мэдж. Он каждый месяц сжирает больше, чем за него можно выручить, а толку с него ни на грош.
"Лекарь" потер бедро, злобно покосился на пони и вопросительно взглянул на Салли.
- Как тебе кажется, дорогая, - спросил он, - ты с ним справишься? Он меня здорово укусил.
- Как его зовут? - поинтересовалась девочка.
- Мэддокс, - ответил фермер. - Хотел бы я только знать, почему.
Покопавшись в карманах, Салли вытащила маленький оранжевый кубик. По запаху Джеффри мигом догадался, что это такое: конская приманка старого цыгана.
Положив на ладонь половину кубика, Салли неторопливо двинулась к пони. Два других коня, навострив уши, тоже придвинулись поближе к девочке.
- Отведите их в сторонку, - велела Салли. - Это для Мэддокса. Ну, давай, родимый. Иди сюда. Хороший Мэддокс, хороший... Ну вот. Теперь, если ты и впрямь хороший пони и будешь делать то, что я скажу, то на ужин получишь вторую половинку. Ты хороший, хороший, я же знаю... - и она почесала его между ушами.
В поисках волшебной приманки Мэддокс тыкался носом ей в бок, чуть не сбивая при этом Салли с ног.
- Ну и ну, - почесал в затылке фермер. - В жизни ничего подобного не видывал. Сбегаю-ка я за его упряжью, пока он не передумал. Значит, пять с половиной, мистер?
- Похоже, что так, - согласился "лекарь", отсчитывая соверены кусающей каждую монету крестьянке.
Кони упирались и не желали вступать на железнодорожный мост. Их, похоже, нервировало такое скопление неестественного, обработанного машинами металла. Но Салли повела Мэддокса, и кони последовали за ним. Наступил вечер, и весь мир утопал в мягком теплом золоте, а деревья на обочине отбрасывали на дорогу длинные черные тени...
Они проскакали через Селлак, затем по тропинке вдоль реки, и опять выехали к дороге возле Кинастона. А там вверх по пологому западному склону высокого холма. Сало уже совсем темно, и Салли зевала и качалась в седле, когда их новый попутчик наконец-то решил остановиться на ночлег.
Место для этого он выбрал совсем неплохое: заброшенная ферма, строения которой выходили на заросшие сорняками и одичавшей рожью поля. Был там и большой амбар с сорванной шальным ветром крышей, полный ржавеющих тракторов, комбайнов, сеялок и тому подобных агрегатов. Их, похоже, не затронули никакие странные силы из-за горизонта. Во всяком случае, их миновали бури, подобные той, что уничтожила несчастный Роллс-Ройс. Джеффри не сомневался, что, будь у него свободное время и бензин, он мог бы без особого труда восстановить несколько машин. Однако, как только шевельнется первый поршень, с небес тут же обрушится смертоносная кара Некроманта.
Они поужинали и расположились на ночлег в другом амбаре, полном заплесневевшей соломы. На ферме они купили в дорогу хлеба и копченой баранины, и теперь, усевшись спиной к тюкам, отдыхали, жуя и переговариваясь. Как ни странно, больше всех говорила Салли - о жизни в Веймуте, об уважении, которым там пользовался Джеффри, о том, что все другие продавцы погоды в Дорсете не идут ни в какое сравнение с ее братом. Их спутник из Норвича говорил округлыми, звучными предложениями, полными длинных слов, как порой говорят учителя, поддразнивая любимых учеников. Но при этом поведал о себе необычайно мало. Его рассказы напоминали сахарную вату - на первый взгляд огромный ком, но если съесть его, то в животе ничего не остается. Под конец он дал ребятам сделать по глотку из своей фляжки, чтобы "лучше спалось". Потом они все зарылись в солому, сперва коловшуюся, затем ставшую необыкновенно уютной, и пригревшись, нырнули в бездонную пропасть сна.
