Ознакомительная версия.
Если бы понадобилось, Волгин был бы готов поклясться, что тема эта уже включена в план института, и не чувствовал бы себя виновным во лжи, потому что уже завтра эта тема и вправду окажется в плане. Но клятвы не потребовалось. Волгин увидел, как в глазах Елены загорелся огонек, и облегченно перевел дыхание.
- Ну, Ленка, договорились?
- Мне надо подумать, - сказала она медленно. - Тут есть, о чем подумать. Но я отвечу тебе завтра, рано утром.
Но теперь он был уже уверен в согласии.
- Ладно, думай. А я пойду пока, займусь своими делами. Но ты не думай особенно долго, лучше ложись поскорее спать. А наутро проснешься - и все станет ясным.
- Ладно. Иди, иди.
Он улыбнулся и помахал рукой.
- До завтра, - сказал он вполголоса, как бы расставаясь после любовного свидания и назначая новое.
- До свидания, - сказала она, глядя на него вдруг опустевшими глазами.
Волгин осторожно затворил за собою дверь и внезапно почувствовал, что страшно устал и что у него дрожат руки.
12.
На свой этаж он поднялся на лифте и медленно пошел по коридору, приближаясь к лаборатории.
Это была не приятная физическая усталость - он даже забыл, когда испытывал ее в последний раз, - а тяжелая нервная усталость, когда не хочется ни работать, ни отдыхать, когда требуется какая-то разрядка, но трудно представить, в чем она могла бы заключаться. Даже не усталость, а оцепенение, как после минувшей опасности. Да и то - опасность действительно была. Большая опасность. Если бы в последний момент спасительная мысль не пришла ему в голову, Лена не согласилась бы, и тогда...
Но мысль и в самом деле была неплоха. Даже не то, что неполоха, а просто необходима. Неизбежна. Она уже созрела где-то в подсознании и в любом случае всплыла бы на поверхность. Или упала бы, как созревшее яблоко. А сегодня оно еще не упало бы само, это румяное яблочко, но дерево потрясли (основательно потрясла его Лена!) - и плод не выдержал, свалился.
Опять тебе повезло: даже из неудачи, - пусть частичной, пусть даже и не постигшей тебя, но назревавшей, - даже из неудачи ты смог извлечь что-то полезное.
Волгин почувствовал, что ему становится легче: он снова начал подчиняться самогипнозу, снова взошел на привычный мостик удачливого мастера. Но еще чего-то не хватало.
Он остановился около одной из дверей и постоял, размышляя. В этой комнате к нему иногда приходили удачные мысли.
Он вошел. В виварии был полумрак и, несмотря на кондиционирование, пахло, как полагается. Волгин уселся на диванчик. В углу снова завозились притихшие было коты. Они принялись ожесточенно грызть траву. Эти коты жрали только траву, невзирая на абсолютную к этому неприспособленность. Чтобы чудаки не подохли, их приходилось подкармливать искусственно, это были пожизненные волгинские пенсионеры; наследственная память была из них выбита начисто и заменена другой.
Свирепо фырча, коты сцепились из-за какого-то, видимо, особо вкусного стебля. Нет, бойцовых инстинктов они не утратили. И никто не утратил, и человек не утратит. Но эти коты - как и все, с кем Волгин до сих пор работал, - были исправлены еще в материнской утробе. А если теперь попробовать еще раз повоздействовать на них? Хватит, поели они травки...
В самом деле. Взять вот этого скоррегированного кота, положить на стол и произвести все в обратном порядке. Ведь норма известна.
Конечно, ни удача, ни неудача здесь ничего не докажут. Хотя нет: удача докажет принципиальную возможность, и сразу станет ясно, в каком направлении работать. Неудача же будет означать лишь, что надо искать другой путь к той же самой цели. Но времени у нас хватит, найдем.
Итак, возьмем кота. Сейчас же; к чему откладывать то, что хочется сделать? Одного из вот этих. Или... Ксс!
Словно дожидавшийся этого зова, со стеллажа метнулся вверх Василий Васильевич, матерый котище. Он кинулся в воздух, передние лапы, словно крылья, захлопали, затрепетали... Но лапы - не крылья, когти не помогут взлететь высоко: кот тяжело грохнулся на пол и обиженно и хрипло мяукнул. Это повторялось уже в который раз, но не в его силах было перебороть привитое ему желание полета.
Волгин схватил его за шиворот. Вот с кого начнем, а то в один прекрасный день он и вовсе разобьется об пол: к сожалению, инстинкт, повелевавший приземляться на все четыре лапы, был котом утрачен... Тяжелый Василий Васильевич висел неподвижно, сохраняя солидность, да и не в первый раз уже его так таскали, привык... Волгин вошел в лабораторию и сунул кота в клетку; тот сейчас же улегся, обвил хвостом лапы. Волгин натянул халат, приготовил все для наркоза, позвал Витьку, но того не оказалось; Волгин пожал плечами и сделал все сам. Потом уложил кота на стол, называемый собачьим, нашел соответствующую карту, заложил ее в приемник церебропушки и подождал, пока аппарат настроился на нужные частоты. Волгин в это время соображал, с какой мощности начинать. Это был первый, черновой опыт, рассчитывать можно было лишь на интуицию, но и это уже не так мало.
Потом он надвинул экран, включил ток; когда Васькин мозг появился на экране, Волгин, меняя фокусировку, стал забираться все глубже, отыскивая нужный центр. С первого захода он не отыскал, усилил увеличение и начал сначала. Ага, вот он. Здесь все заложено. Мощность дадим пока... ну, хотя бы вот такую. - он повернул лимб на несколько делений. И для начала сотрем все, что здесь записано. Выдержку побольше. Ну, начали.
Он включил ток, и только теперь почувствовал, что усталость окончательно прошла, потому что он наконец-то занялся своим настоящим делом, а не дипломатией и всем прочим. Время потекло быстро, как будто до конца открылся кран. Несколько раз Волгин менял частоту и мощность. Потом сделал перерыв на несколько минут. Распятый и пристегнутый к столу кот мирно спал и вряд ли ему снилось, что в судьбе его происходит крутой поворот.
Ну хорошо, все предыдущие записи мы стерли. Но память не может быть пустой. Сейчас мы попытаемся заполнить ее тем, что содержалось в ней до рождения, до начала работы с этим Василием. Его тогдашняя запись сохранилась, надо опять нанести ее, важно только угадать мощность и выдержку. Ну, рискнем. Где его карта? Витя!
Витьки все еще не было, и Волгин осуждающе покачал головой. Он принялся сам искать запись там, где, помнится, видел ее в последний раз, и не нашел. Сердясь, он перевернул все, и наконец нашел нужную катушку - не там, где когда-то видел ее, а на ее законном месте, в нужном гнезде. Он еще больше, разозлился, теперь уже сам на себя, походил по лаборатории, чтобы успокоиться, потом заправил катушку и снова принялся за работу.
Когда он кончил, за окном было уже темно; день прошел, да и вечер, откровенно говоря, кончался. Он вызвал, кого следовало - пусть займутся котом. Интересно, что получится; жаль, что узнать об этом можно будет лишь завтра, но предчувствие такое, что все окажется в порядке и, следовательно, принципиальная возможность влияния и на взрослые особи при помощи уже созданной аппаратуры будет доказана. Конечно, кто-то станет возражать: вы, мол, не привили ничего нового, просто стерли свою же запись, а извечные кошачьи инстинкты все время благополучно существовали под ней, и теперь всплыли на поверхность; это - одно, а что-то создать заново - совсем другое... Оппонентов, как всегда, будет предостаточно. Но и с ними мы разделаемся, важно быть уверенным самому.
Ознакомительная версия.