- Не согласен.
- Напрасно. Я постараюсь вас убедить. Ваш аспирант, как никто на Земле, ждал этого разговора, этого контакта. И он его дождался. Он будет посредником. Он этого достоин. А потом во всем этом деле мне нравится и другое.
- Что?
- Обыденность. Простота. Отсутствие всякой парадности. Защита кандидатской диссертации. А идея не совсем обычная, далекая от трафарета. Контакт между двумя цивилизациями - земной и внеземной. И не только гипотеза, а факт.
- Факт? - спросил я. - Но где ж?
- Здесь, - ответил он тихо. - Рядом с вами. На скамейке. Вам этого недостаточно?
- Дело ведь не только в моей придирчивости. Там будут и другие члены Ученого Совета. Среди них есть и мои недруги, недоброжелатели моего аспиранта. Он немножко заносчив. Не умеет скрыть свою эрудицию. И насмешлив, насмешлив выше всякой меры. Предвижу осложнения.
- Напрасно, Я ведь буду там и все улажу.
- При помощи телепатии и гипноза?
- Зачем? При помощи трезвых фактов, которые я им тут же предъявлю. Они поймут, кто я, откуда и с какой целью.
- Вы думаете, поймут?
- А вы?
- Я думаю, не все. Николаичев наверняка не поймет, а Хорошко... Есть у нас такой... Хоть и поймет, но притворится, что не понял.
- Перед очевидными фактами и им придется склонить голову.
- Не знаю. Не уверен. В свое время не склонили же головы перед генетикой, хотя у генетиков тоже были факты.
- Время было другое.
- Нет, - сказал я, - советую вам избрать более естественный путь для этого контакта. Не любите сенсации, шумиху? А я, думаете, люблю? Потому и не допущу, что это противоречит научной этике.
- Не будьте слишком категоричным.
- Вы называете это категоричностью?
- А что это?
- Принципиальность.
- Принципиальность? Вот не думал.
Сережа встал.
- Извините. Обеденный перерыв на исходе, а мне еще закусить надо, забежать в буфет. Если не возражаете, я к вам зайду. Продолжим наш разговор.
29
И разговор был продолжен.
- Я знаю - сказал Сережа тихо, - вы не верите, что я оттуда.
- Не верю.
- Это хорошо, что вы не верите.
- А что же в этом хорошего?
- Все! Все хорошо. И я этим удовлетворен... Сережа встал и задумчиво прошелся по кабинету.
- Я не похож на пришельца, - продолжал он, - а похож на обычного служащего, живущего на сто рублей в месяц и в коммунальной квартире. Потому-то вы и не верите.
- И не только потому...
- А почему?
- Жизнь - редкое явление во Вселенной, согласитесь, а разум еще реже. Как вы попали сюда?
- Не спешите. Все узнаете.
- Когда?
- Скоро. Когда ваш аспирант закончит свою диссертацию.
- А до того, как он закончит, нельзя узнать?
- Нельзя.
- Почему?
- Мы так условились, А я свое слово держу. На этот вопрос я пока не отвечу. Но можете задавать другие.
- Расскажите что-нибудь о своей цивилизации, только так, чтобы это было похоже на правду, а не на романы Черноморцева-Островитянина.
- Но ведь наша правда может быть не похожей на вашу. И у меня нет гарантии, что вы мне поверите.
- Ладно, - сказал я. - Рассказывайте.
- А что, собственно, рассказывать? Почти все вы знаете из научно-фантастических романов. Ну, научились управлять гравитационными волнами. И давненько. Еще когда у вас на Земле был палеолит. Ну, заселили соседние планеты, предварительно создав там биосферу и наладив климат. Ну, научились замедлять время... Установили контакт с кое-какими цивилизациями. Для этого пришлось искривить время и пространство, не думайте, это далось не легко. Чуть не перевернули вверх ногами Вселенную.
Он зевнул, стыдливо прикрыв рот ладонью.
- Все, что я вам рассказываю, такие зады, такая древняя история, что самому скучно, как историку в средней школе. А вы уже и уши развесили? Мы изобрели аппарат, воссоздающий бытие, вещи. И это тоже не новинка. Вот вы видите меня. А у вас не возникла мысль, что, может, меня здесь нет, что я там? Здесь же мое отражение, воссоздающее себя! Об этом, кажется, не писали ваши фантасты? Впрочем, может, и писали. Всего не перечитаешь. И вот я скажу вам по секрету, что я совсем не похож на того Сережу, что продает книги. Вы только видите меня таким.
- А на самом деле? - спросил я.
- Замнем. Может, я чудовище с рогом вместо носа! Или минотавр? Не верите? Мне ничего не стоит выбрать себе любую наружность. Но я не хочу вас пугать. Зачем? Я выбираю себе наружность тех, кого уже давно нет. Некоторые считают, что это нескромно. Но было ли бы скромнее, если бы я вдруг стал похож на вас? Каждый считает себя неповторимым. И сходство, слишком буквальное сходство с кем-то посторонним оскорбляет, ущемляет чувство собственного достоинства. Недаром все сочувствуют близнецам. И понимают, что тут уж ничего не попишешь, обмолвилась сама природа. Вам не наскучила моя лекция? Не знаю, что еще вам поведать. Поймите, действительность, которая меня сюда послала, слишком пластична. История и прогресс сделали каждого из нас богом, который лепит себя и все окружающее. Потому-то мне так и хочется побыть в обыденности. Она еще сохранилась на Земле. Ее изображал милый Чехов, самый глубокий и скромный из земных писателей. Я перед ним в долгу, как перед учителем.
- А как вам удалось войти в контакт с Чеховым?
- Очень просто. Взял и прочел все, что он написал. Я понял, что обыденность в сущности великая вещь. И наша цивилизация, сделав нас богами, лишила нас существенного...
- Чего?
- Многого. А главное, простоты... Мне немножко надоело быть богом. Захотелось пожить в менее пластичном мире, в мире, где нет еще средств для искривления времени и пространства, для сжатия пружины бытия, для кодирования вещей и организмов, для умения воссоздавать ненужное и нужное, в том числе и себя самого. Я понимаю, это временная слабость, духовное недомогание, возможно, ошибка. Эту ошибку я исправлю во время защиты диссертации вашим аспирантом. А потом вернусь в свой мир. Закодируюсь и отправлю себя, как телеграмму.
Сережа грустно посмотрел на меня, словно уже прощался с Землей.
- Ну, как, верите или не верите?
- Верю. Да! Но не в такой степени, чтобы ввести это в диссертацию аспиранта. Нет, это не пройдет. Во всяком случае в нашем институте. Пусть попытается в другом месте. Может, что-нибудь и выйдет.
30
На этом не кончился наш несколько затянувшийся разговор.
Сережа еще несколько раз забегал ко мне, убеждал, просил, рассказывал разные подробности о пластичном мире своей цивилизации и каждый раз снова возвращался к любимой теме.
- Так у вас что же, - спросил я, - так ее начисто и нет, обыденности-то?
- Была когда-то, но кончилась. Не помню уж, в каком веке. В средней школе проходили, запамятовал.
- А как же без нее? Не совсем себе представляю. Ведь любовь к обыденности - это любовь к знакомому, к известному, к тому, что стало привычным. Вы что же, там у себя ни к чему не привыкаете, что ли?
