— А на какое расстояние нужно будет подойти к Тельбиру?
— Исходя из мощности ста тысяч киловатт — больше наши аппараты теоретически не выдержат, — примерно на три миллиона километров.
— Практически невозможно, Кельбик.
— Почему?
— На таком расстоянии между Землей и Тельбиром возникает такое сильное взаимное притяжение, что понадобиться очень сложный маневр, чтобы избежать столкновения. Не говоря уже о гигантских приливах, опустошительных землетрясениях и прочем. Я понимаю твое желание: облучить в короткий срок весь Тельбир и вызвать повсюду одновременное восстание людей. Но из этого ничего не выйдет, и нам придется удовлетвориться менее грандиозными планами. Например, мы можем освобождать Тельбир сектор за сектором. Это долго и будет стоить многих жертв.
— Я не вижу другого способа. А мы тем временем сможем дезорганизовать космический флот противника, захватить его корабли, привлечь на свою сторону их команды. А когда это будет сделано, мы нанесем удар, и удар беспощадный!
— Видимо, ты прав! Да, кстати, теперь ты вспомнил, какими словами ты ко мне тогда обратился?
Я почувствовал, что краснею. Свинья же этот Кельбик! Когда мы впервые встретились, я только что прочел его доклад и сказал ему: "Послушайте, милейший, что это еще за бессмыслица?"
Первый психотехнический бой был дан только месяц спустя. Мы несли большие потери в многочисленных схватках с противником, но не решались использовать наше новое тайное оружие, пока им не был оснащен весь наш флот.
Сражение завязалось на уровне орбиты самой внешней планеты Белюля, которую Земля и Венера пересекали уже со скоростью каких-нибудь ста сорока километров в секунду: мы тормозили вовсю! Кириос, несмотря на все свои уловки, не смог помешать мне и Кельбику принять участие в этом "эксперименте".
У нас было сорок пять кораблей против ста двадцати вражеских. Мы выстроились растянутой цепью. Противник начал издалека обстрел торпедами, которые без труда перехватывали наши телеуправляемые снаряды. Наконец, когда мы достаточно сблизились, я приказал включить прожекторы. Сначала ничего не произошло, словно панцирь вражеских кораблей был непроницаем для мнемонического излучения. Но мы знали, что это не так. Еще несколько торпед ринулось нам навстречу; мы перехватили их на полпути, однако не стали отвечать. Внезапно боевой строй противника начал распадаться. Один из кораблей открыл огонь по соседнему, тот ответил, и оба исчезли в ослепительной вспышке атомного пламени. И тогда ожило радио:
— Стойте! Прекратите огонь! Это страшная ошибка! Мы согласны на переговоры на любых условиях!
Под усиленной охраной — мало ли какие могут быть осложнения! — мы посадили весь флот вблизи Хури-Хольде. Делегацию из команд принял Совет. Рассказы их мало чем отличались один от другого: люди вдруг очнулись и поняли, в каком кошмаре они жили! На каждом корабле находилось два-три р" хнехра; они были тут же растерзаны. Только в одном случае им удалось удержать верх. Затем люди обратились к нам.
Война продолжалась так месяца четыре. Человеческих жертв было немного, зато противник терял все свои корабли. Наш космический флот увеличился почти вдвое за счет тельбирийских боевых кораблей с их командами; мы сразу же придавали им наше вооружение и мнемонические прожекторы. Потом противник понял, что здесь что-то нечисто и прекратил вылазки в космос.
Наконец настал решающий момент. Мы начали описывать вокруг звезды Белюль сужающуюся спираль, чтобы выйти на орбиту Тельбира, но в четверти орбитального расстояния от этой планеты. При этом климат Земли должен был стать чуть-чуть пожарче, чем был раньше около нашего старого Солнца. Венеру мы хотели вывести на более близкую к звезде орбиту, но все равно среднегодовая температура на ней предполагалась более умеренной. Вычисление этих орбит стало кошмаром для наших астрономов. Нужно было точно рассчитать момент перехода через орбиту Тельбира, чтобы не вызвать там катастрофических возмущений и не нарушить равновесия всей системы. Если разумная жизнь здесь когда-нибудь исчезнет, астрономы с далеких звезд будут долго ломать себе головы, спрашивая себя, почему две планеты, вращающиеся вокруг Белюля, не подчиняются классическому закону расстояний!
Первый удар мы нанесли в маленькой, затерянной в горах деревне. Три космолета ночью проскользнули туда, пока наши основные силы производили отвлекающий маневр над столицей Тельбира, перехватывая последние оставшиеся у противника корабли. Деревня была подвергнута мнемоническому излучению, затем наши три звездолета с экипажами из тельбирийцев опустились рядом. Через несколько минут деревня была в наших руках. Ни одного р" хнехра не осталось в живых, и погибли они не весело, потому что в этой деревне была одна из боен, где разделывали людей. До сих пор не хочется верить, что это было на самом деле!
Опыт полностью удался, и мы постарались этим воспользоваться. Той же ночью целый ряд нападений — если можно их так назвать — был произведен на многие деревни и маленькие города в различных местах. Одновременно другие космолеты, оснащенные мнемоническими прожекторами проносились над крупными городами, которые превращались в очаги восстаний.
Сопротивление р" хнехров было сломлено довольно скоро. Их оказалось не много, они привыкли к праздной, беспечной жизни, привыкли полагаться во всех технических вопросах на людей и, самое главное, не могли подчинить своей воле тех, кого коснулся мнемонический луч. Месяц спустя все было кончено. И все обошлось малой кровью, если не считать нескольких трагических эпизодов.
Еще через два месяца мы встречали у себя на Земле посланников правительства Тельбира, которые просили принять их планету в наше содружество.
Что касается р" хнехров, то их уцелело немного. Мнемоническое излучение, пробуждавшее у людей память, на них не действовало, и они до самого конца так и не поняли, каким оружием их побили. Всего их осталось тысяч двадцать, и нам с трудом удалось спасти этих "полуящеров" от праведного гнева людей Тельбира. Их всех выслали на одну из внешних планет, предоставив им возможность жить по-своему под строгим надзором людей. Пусть создают свою цивилизацию, если только они на это способны!
Земля и Венера приблизились к Белюлю, но все уже называли эту звезду Солнцем! Однажды, взглянув на Венеру, я увидел, что диск ее сделался расплывчатым. Это возрождалась атмосфера.
Вместе с Ренией мы поднялись в мой застекленный кабинет в верхнем городе Хури-Хольде, где я не был, казалось, вечность. Грубо обтесанный камень по-прежнему лежал на моем столе. Из окна мы видели все тот же пустынный пейзаж: снег и замерзший воздух покрывали Землю. Венера, которая должна была выйти на более близкую к Солнцу орбиту, обогнала нас, и там уже было теплее.
