– Видит в темноте, как лесной кот, – сказала Лью. – Все удивляются. Он вообще странный.
Начать непростой разговор с её необычного слуги показалось очень легко.
– Этот Ник вообще не понимает, что такое субординация? – спросил Н-До. – Он так смел…
– У него другие представления о благородстве, – Лью улыбнулась устало и успокоенно. – У них в горах считается, что честь души важнее, чем честь рода. Он считает тебя более благородным человеком, чем твоего уважаемого Отца, хотя ты и младше. За поступки.
– Это с первого взгляда кажется глупым, а потом – вызывает уважение, – кивнул Н-До. – Знаешь, я заметил, что с сильными движениями души всегда так: сперва они кажутся глупыми, а потом вызывают уважение.
– Ты обо мне говоришь? – спросила Лью робко.
– Я слышал конец твоего разговора с Ляном, – сказал Н-До. – Как ты предпочла сомнительному статусу смертельный позор…
– Я не предпочитал… предпочитала, – сказала Лью. – Как трудно помнить, что надо называть себя иначе, называть с другим определяющим знаком… Так вот, я не предпочитала. На меня просто обрушилось Небо. Н-До, я всё понимаю. Если ты будешь сражаться с другими, если будут другие трофеи, если у тебя будут наложницы – я не стану тебя упрекать. Моя преданность тебе – долг чести. Спасти честь важнее, чем спасти жизнь; ты спас мою честь и честь моей Семьи – я радостно умру за тебя.
– Меня порадует, если будешь жить для меня, – улыбнулся Н-До. – Ты клянешься, как на церемонии Союза, а до свадьбы ещё далеко… Видишь ли, я не могу думать о других поединках и о других трофеях. Я надеюсь, что мы с тобой сможем стать близкими, сможем быть счастливы… Ты веришь?
Вместо ответа Лью положила голову ему на грудь.
Запись N80-02; Нги-Унг-Лян, Кши-На, особняк Л-Та
Я получил нежданное-негаданное повышение по службе. Теперь я – нечто вроде камериста при Н-До и его супруге.
А уважаемый Господин Н-До из Семьи Л-Та – он не просто так, а Князь королевских кровей. И отчаянный парень. И, как мне кажется, ухитрился совершенно без обмана врезаться в Лью по уши.
В замок Л-Та мы прибываем ночью, но я оцениваю масштаб – настоящее жилище князей, не жук нагадил. Через сад повозка едет минуты четыре, никак не меньше, а сам замок, трехэтажное сооружение, освещённое масляными фонарями, выглядит в высшей степени внушительно.
Тяжелоописуемо. Впечатление, пожалуй, готическое, видимо, из-за двух башен с острыми шпилями – но под шпилями этакие лихие закрученные карнизы, как в пагоде. А вообще, эти острия, я подозреваю, символизируют мечи, которыми хозяева салютуют Небу, как сюзерену. Аборигены нежно любят всё, похожее на мечи. А карнизы напоминают типичные гарды здешних клинков. Парирование небесных ударов. Окна огромные – когда летом вынимаются рамы, помещёния в нижних этажах превращаются в открытые террасы. Солнце тут привечают, как могут; такие громадные стекла, разумеется, ещё не научились делать – и на зиму вся эта прелесть закрывается этакими картинами на промасленном пергаменте. Тусклый зимний свет просачивается сквозь него вполне сносно, разве что – холодно.
Поэтому жилые покои наверху. Внизу – присутственные места: гостиные, приемные, «бальные залы»… Всё это уже закрыто от глаз пергаментными витражами. На том, что обращён к «парадному подъезду» – любопытный и показательный сюжет: в лучезарные небеса, к самому солнцу, ведет лестница, сплетенная из ветвей цветущей розовой акации – нежные цветы не прикрывают длинных чёрных шипов. Изящный юноша висит на лестнице, как матрос на снастях – босые ноги на ступеньках, держится левой рукой, в правой – обнаженный меч. Кровь на ступнях, раненых шипами, и на ладони, проколотой насквозь – прописана тщательно и со знанием дела, нижние ступеньки в крови, кровь стекает тягучими каплями на соцветия, с них, по чёрным ветвям – вниз; на земле идет кровавый дождь. Лица юноши не видно, но его выражение отлично угадывается.
Прозрачная и очаровательная аллегория. В этом доме не питают иллюзий насчет придворной карьеры.
Меня тронула эта картина. Напоминание молодежи – Семья Л-Та не слишком ладит с королем, до позлащённых небес, в случае чего, придется добираться по колючему и острому.
Увидев у парадного входа такой красноречивый символ, я окончательно понял: Семья Л-Та мне совершенно неожиданно нравится.
Н-До, решительно отвергнув все мои попытки помочь, тащит Лью на руках до лестницы в свои покои. Жалкое зрелище – они оба смертельно устали, оба ранены. Н-До еле держится на ногах, время от времени прислоняясь плечом к стене, но настроен решительно – обычай велит внести в свой дом свою женщину, у победителя – своя проверка на прочность. Лью снова стыдится собственной слабости, это у аборигенов здорово завинчено, шепчет: «Жаль, что я не могу сама…» – Н-До трется щекой о её волосы, дует ей в макушку, пытается скрыть тяжёлое дыхание. Он мокрый, как мышь: весь в поту в ледяную осеннюю ночь. Я иду за ним, чувствуя себя бесполезной сволочью. Нас почти никто не встречает; очевидно, челяди запрещёно оказывать моим детям услуги. Только хромой перекошенный горбун ждет с фонарем, а с ним – бледный Юу, укутанный в широченный шарф или плед. Они освещают нам путь до жилища Н-До, потом горбатый старик – верный, как видно, слуга Семьи вообще и Н-До в частности – уходит, чтобы принести воды и чистые рубахи.
Я зажигаю светильник. Комната Н-До отлично характеризует своего хозяина: на поставце, напоминающем бамбуковую этажерку – книги и свитки шёлковой бумаги для заметок, рядом с поставцом – приспособление для письма, похожее на этюдник. На подставке – кубик туши в резной чернильнице из мыльного камня и десяток кистей. Плюс – тренировочное оружие и конская сбруя по стенам не развешаны, а в качестве украшения интерьера я замечаю только элегантное панно из беленькой вертикальной дощечки – на нем каллиграфическая надпись «Обязательно победить!», обвитая веточкой златоцветника.
Образованный мальчик с хорошим вкусом.
Образованный мальчик опускает Лью на свою постель, в грязи и кровище – на золотистое шёлковое покрывало, расписанное лилиями. Садится рядом. Лью мотает головой: «Я – грязная…» – Н-До останавливает её прикосновением пальца к губам.
Юу смотрит на брата вопросительно, но Н-До не в настроении и не в состоянии с ним говорить.
– Твоя помощь не нужна, – режет он делано-бесстрастно.
Юу исчезает, зато появляется новое лицо: юный белокурый эльф, вылитый принц из старинного мультфильма, с такой же надменной осанкой, как у всего этого семейства, с хорошеньким наглым личиком. Эльфу – лет пятнадцать или меньше.
