В ответ Накомура сдернул с прибора покрывало. Созданный им искусственный интеллект помещался в пластиковой коробке шириной в пять футов. Внутри она была напичкана силиконовыми чипами, которые Накомура покупал по дешевке на городской компьютерной свалке. Жена и дети Накомуры ночи напролет паяли по его чертежам бесчисленные проводки, и, как оказалось, старались не зря.
– Неплохо, – кивнул Гудерсон. – Только нейронов в мозге во много раз больше.
– Конечно, – согласился Накомура. – Я добился нужного эффекта благодаря однофазному подходу.
– Объясни.
– Человеческий мозг выполняет огромную работу. Он контролирует движения тела, высматривает опасность, реагирует на сексуальные позывы, следит за пищеварением, решает, за кого проголосовать, и так далее. Моей машине не надо делать ничего подобного. Я настроил ее на выполнение единственной функции – на сознательное восприятие красного цвета.
– И у тебя хватило микросхем? – спросил Гудерсон.
– Ничего удивительного. В современных фотоаппаратах стоит всего одна микросхема, которая различает цвета куда лучше, чем мы с вами. Так и в моей модели: одна микросхема идентифицирует красный цвет, все остальное обеспечивает сознательное восприятие красного цвета.
– И что, работает?
– Не знаю. У меня нет денег, чтобы закончить эксперимент. Надо еще пару тысяч долларов. Должна работать. Я исхожу из психофизического закона, согласно которому аналогичные абстрактные построения дают одинаковые формы сознательного восприятия независимо от состава построения.
– Звучит убедительно, – произнес Акс. – Мне всегда нравился этот закон. Давай заканчивай и привози свою коробку к нам. Настроишь, подготовишь к работе и получишь миллион чистыми. Ну, что скажешь?
– Вообще-то я рассчитывал на большее…
– Перестань! Мы даже не знаем, как твоя коробка устроена. Если она зависнет, мы останемся с самым большим в мире цветным телевизором!
– В среду вас устроит?
– Постарайся во вторник.
– Эй, минутку! – вмешался Гудерсон. – А как мы вообще поймем, что эта штука действует? Здесь не предусмотрен режим выхода.
Накомура на секунду задумался.
– Полагаю, прибор можно оснастить простейшим декодером с микрофоном. Такие устройства выдают в больницах немым пациентам. Нервные импульсы преобразовываются в звуковые сигналы. Если у машины есть разум, она сумеет говорить. Но только про красный цвет. Это ее единственное предназначение.
– Ладно, – махнул рукой Акс.
– Цена, правда, тоже вырастет, – тут же добавил Накомура. – На сто тысяч долларов.
– Ладно, – проворчал Гудерсон. – Пошли отсюда, пока этот тип не раздел нас до нитки.
Накомура выполнил свое обещание. Во вторник на огромном грузовике прибор был доставлен по указанному адресу. Его установили в подвале Гудерсона. Эксперимент оказался довольно простым, как, впрочем, все великие эксперименты. Искусственный мозг подключили к розетке, а светочувствительный элемент направили на большую красную панель, которую Акс заблаговременно смастерил в своей лаборатории. Подключив голосовой прибор, ученые сели ждать результатов.
Они надеялись, что искусственный мозг продемонстрирует сознательное восприятие цвета словами «красный», «какой красный» или аналогичной фразой.
Случилось, однако, непредвиденное.
Машина смотрела, сенсоры мигали; казалось, в сплетении тысяч микросхем зарождается мысль. Наконец прибор произнес:
– Ну, конечно, красный цвет – точь-в-точь как мантия Красного Императора, которая была на нем во время аудиенции в Главном Дворце Салгустикана.
Ученые изумленно переглянулись.
– О чем это он? – растерянно спросил Акс.
– Понятия не имею, – пробормотал Гудерсон. – По идее, у него не должно быть никакой памяти.
– Между тем он что-то помнит.
– Сомневаюсь. Скорее всего наша коробка начала фантазировать.
– Разве машина способна на такое?
– Черт, конечно, нет!
– Тогда что же здесь происходит?
Между тем прибор продолжал:
– В то утро Красный Император был особенно грациозен. Я помню, как он поднялся со своего ложа. На его крупном, слегка флегматичном лице светилась забота о моем благополучии.
– Не иначе как Накомура воткнул сюда что-то лишнее.
– Бесплатно? Держи карман шире.
– …Красный Император склонился ко мне. Глаза его были полны сострадания. Между тем в облике властителя сквозило нечто тревожное. Невозможно до конца постичь мысли великих людей. Я насторожился, и он произнес…
– Просто бред какой-то! – воскликнул Акс. – Аппарат непригоден к использованию.
– О чем ты говоришь? Мы обязаны его использовать!
– Ты хочешь, чтобы мы стали посмешищем для всех ученых? Чтобы нас обвинили в шарлатанстве?
Гудерсон на минуту задумался, потом кивнул.
– Согласен. Показывать эту штуку нельзя. Что ты предлагаешь?
– Предлагаю месяцев шесть повалять дурака, а потом объявить, что эксперимент не удался. Отрицательный результат – тоже результат, к тому же он – наиболее безопасен.
– И тогда Красный Император сказал…
– Заткнись! – рявкнул Акс и выдернул провод из динамика.
Искусственный мозг запнулся и продолжил:
– Странно, – сказал я тогда Императору, – мне кажется, что цвет вашей мантии стал бледнее…
Гудерсон выдернул второй провод. Машина замолчала. Ее погрузили на грузовик и отвезли в подвал государственного университета штата Орегон.
Больше об этом изобретении никто ничего не слышал. Споры о перспективах искусственного интеллекта не затихают. Иногда уборщицы жалуются, что по ночам в коридорах университета раздается зловещий шепот: «Вот что произошло между мной и Красным Императором. Очень симпатичный был человек – для императора. А еще помню…»
Не иначе как загадочная машина что-то пытается рассказать людям. Но никто не знает о чем. О разуме? Или о Красном Императоре? А может, совсем о другом?
Никогда не представлял себе раньше, что на голову одного человека может свалиться столько забот и хлопот, сколько одолевает сейчас меня. Не так-то просто объяснить, как я попал в эту историю, так что лучше, пожалуй, рассказать все с самого начала.
С 1991 года по окончании профессионального училища я работал сборщиком сфинкс-клапанов на заводе фирмы «Космические корабли „Старлинг“. Местом своим я был доволен. Мне нравилось смотреть, как громадные космические корабли с ревом взмывают в небо и уходят к созвездию Лебедя, к альфе Центавра и другим мирам, о которых мы так часто слышим по радио и читаем в газетах. Я был молод, имел друзей, передо мной открывалось блестящее будущее, я даже был знаком с двумя-тремя девушками. Но все это ни к чему не вело. На заводе мной были довольны, но я мог сделать гораздо больше, если бы не потайные кинокамеры, объективы которых были направлены на мои руки. Не подумайте, что я имел что-нибудь против самих кинокамер – меня лишь раздражало и не давало сосредоточиться их жужжание.
