— Тьфу! Опять самовнушение, и больше ничего, — скривился гость и предложил ставку до десяти фунтов к одному.
Они остановились перед лабораторией Пабло.
— Конечно, мы работаем всего-навсего в оранжевом институте, — мрачно сказал Янно, — но это еще не означает, что здесь собрались круглые идиоты! Мы привлекали к экспериментам психологов; мы привязывали человека к стулу, если видели, что он должен встать, но у него от нейлонового шнура тут же начиналась острая аллергия, приходилось человека отвязывать, и он сразу вскакивал с места. Или мы приделывали к подлокотникам кресла стальные наручники, но испытуемый буквально за несколько десятых секунды до срока вдруг отказывался от продолжения эксперимента, так как он, видите ли, боится, что его потом будут мучить кошмары. Я мог бы рассказать тебе сотни таких случаев. Мы снимали всю лабораторию на пленку, определяли время X с точностью до микросекунды, и всегда происходило одно и то же: будущее оказывалось именно таким, каким оно должно было оказаться. Что показывает светящаяся чаша, то и наступает, и нет никакой возможности как-то помешать этому или что-либо изменить. Сначала говоришь себе: «Ну дела! С ума сойти!» А потом чувствуешь, что действительно сходишь с ума; сначала смеешься ты, а потом смех раздается внутри тебя сам собой, будто над тобой смеются какие-то адские силы, во власти которых ты оказался. Ты бессилен, совершенно бессилен — поверь мне, это нельзя представить себе со стороны!
У него достаточно богатая фантазия, чтобы представить себе самые невероятные вещи, ответил гость.
— Но только не такие, поверь нашему опыту! Мы почувствовали это уже в самом первом эксперименте: отчаяние и унижение. Зачем они тебе? Не надо, еще раз прошу тебя! Я же твой друг, послушайся моего совета…
— А есть у тебя, — спросил гость, взявшись за ручку двери, — есть у тебя какое-нибудь объяснение этому? Ты же специалист по проблемам каузальности. Следствия без причины не бывает, так ведь ваши классики учат. Какие же у тебя есть объяснения?
— Эффект АК со струйным засасыванием, — тихо сказал Янно.
— Что такое АК?
— Антикаузальность.
— Черт вас дери! — прокричал голос из комнаты. — Хотите зайти, так заходите. От вашей болтовни за дверью свихнуться можно.
Гость открыл дверь и растерянно замер на пороге; Янно подтолкнул его вперед. Лаборатория чем-то походила на прачечную: стены из бетона, пол из бетона, потолок из бетона; маленькое окно; тяжелый табачный дым и винный перегар. Ни одной картины, ни одного горшка с цветами, даже какой-нибудь статистической диаграммы с красными и синими кривыми и той нет; ни одного цветного пятна — кругом только серый цвет. Даже письменный стол и сидящий за ним Пабло были серыми; коричнево-серый стол и пепельно-серый Пабло; а между письменным столом и окном стоял — это был единственный прибор — светло-серый каркас с бледно-серой чашей из плексигласа, а рядом темно-серым пеньком — вращающийся стул. Пабло фыркнул, как тюлень, и его одутловатое лицо с недельной щетиной на щеках поднялось из глубины кресла. Он что-то поставил в ящик письменного стола и задвинул его. Глаза Пабло были несколько остекленевшими.
Гость все еще стоял на пороге.
— Это Пабло, — сказал Янно.
Пабло засопел; гость шагнул было к нему, но тут Янно вскрикнул.
— Что за чертовщина? — заволновался он. — Смотрите на компьютер.
— Не двигайтесь с места! — крикнул вслед за ним Пабло.
Гость замер.
— О материя, — сказал Янно, — такого никогда не бывало!
Гость в поисках компьютера посмотрел в том направлении, куда глядели оба экспериментатора, и стал внимательно изучать каркас. Высотой он был в половину человеческого роста, вверху сходились на конус четыре металлические трубки, снизу они были загнуты, образуя ножки; сверху на трубки было насажено металлическое кольцо, в нем помещалась чаша из плексигласа; в центре каркаса выглядывала небольшая серо-зеленая панель размером с футляр для маникюрного набора; двумя серебристо- серыми проводниками панель соединялась с пультом, установленным на письменном столе; на пульте пять кнопок. Еще два проводка тянулись от пульта к чаше; между чашей и панелью гость заметил две тонюсенькие нити, которые слабо поблескивали на фоне серого бетона; наконец, на передней стенке компьютера — если это был компьютер, а это действительно был компьютер — имелась шкала с делениями и стрелкой. Других деталей он не разглядел. Почему закричали хозяин комнаты и Янно, оставалось непонятным.
— Зеленый, — сказал Янно торжественно, — зеленый! И все светится, светится, светится!
Пабло склонился над столом, уставившись своим остекленевшим взглядом на деления шкалы.
— Подойдите чуть ближе, — приказал он, сопя, — но только совсем чуть-чуть, на шаг, не больше!
Гость послушно сделал небольшой шаг к столу и каркасу.
— Кажется, петля стала еще больше, — сказал Янно, и гостю почудилось, будто панель засветилась немного более яркой зеленью. Впрочем, может быть, произошло это лишь потому, что в последний момент Пабло нажал на предпоследнюю кнопку пульта, отчего на окнах опустились жалюзи, а на стенах под потолком зажегся приглушенный свет, от которого все тона в комнате стали чуть холоднее.
Янно снял с крючка около двери балахон, похожий на ку-клукс-клановский, который закрывал человека целиком, оставляя лишь прорези для глаз, — балахон был из серой ткани с асбестовой прокладкой и опустился перед компьютером на колено.
— Действительно, девять и восемь. Невероятно!
Пабло покачал своей тюленьей головой.
— Нет ли у вас при себе каких-либо печатных изданий, — спросил он у гостя, — старых бумажных книг, картин или чего-нибудь такого?
— Только паспорт и служебное удостоверение логика, ну и, конечно, личный номер на спине, — ответил гость, но Пабло пояснил, что от этих штук помех не бывает.
— Случается, что печатные вещи, — продолжал он, — особенно старые, действуют на наш компьютер сильнее, чем сам испытуемый, и тогда возникают ошибки, прямо до скандала доходит. Вроде должен человек увидеть сравнительно далекое будущее, а он вообще ничего не видит — оказывается, петля замкнулась на книжонку. Глаз-то у компьютера нет, не может он разобраться, что к чему, а может, и есть, только мы не знаем, как они смотрят. Так правда ничего при себе — хотя бы письма?
Гость подумал и ответил отрицательно.
— А фотографии?
Последовало смущенное покашливание.
— Как бы это сказать, впрочем, здесь все мужчины. — Гость собрался было промямлить свои признания, но Пабло отмахнулся.
