Женщин и детей Медон и Полит отвели в сторону небольшой выемки в скале, кинули туда пару кошм, а потом перетащили несколько амфор с водой и корзины с едой. Туда же Филотий отвел и слепца, а после забрался обратно на судно, проверить, в порядке ли снасти. Вернувшись к кораблю, Полит принес базилею щит, его лук знаменитый и колчан, убранный серебром и полный стрел оперенных.
Медон уважительно посмотрел на оплетенные тонкими кожаными шнурами рога и покачал головой:
— Такой согнуть под силу лишь герою.
Базилей улыбнулся:
— Если знать о хитром устройстве его, согнет и подросток.
С этими словами он большим пальцем левой руки оттянул в середине лука оплетку, обнажив медный штырь, что соединял роговые пластины. Сдвинув шпенек небольшой, и полудужья будто сломались. А потом, надев тетиву, легко их обратно распрямил, со слабым щелчком встали на место они.
— Неудивительно, что никто из женихов тетиву натянуть не сумел, восхитился Медон и цокнул языком. — Вот хитроумия плод! Если даже Эвримах могучий грел на огне и маслом его смазывал втуне… Кстати, правда, что сквозь двенадцать колец в топорищах стрелу ты пустил, гостям в посрамление?
— Неужели ты полагаешь, Медон, — учтиво сказал Одиссей, но юноша в голосе его раздражение услышал, — неужто ты думаешь, что на глупые выходки стану я тратить стрелу или лук в руки чужие отдам хоть на миг!
Растерялся Медон, лоб потер и брови насупил.
— С чего же решил я, что было гостей состязание? Знать, все ж не в меру хиосским тогда нагрузился.
— Это бывает, — Одиссей согласился, но тоже вдруг лоб почесал. — Постой, а откуда ты знаешь о кольцах в моих топорах из железа? Или речами ты так ублажал Пенелопу, что она тебе о них рассказала, а то и впустила в сокровищницу мою?
Строго смотрел базилей на Медона, и во взгляде читалась угроза.
— И впрямь, не пойму, с чего это я вдруг такое припомнил! — удивился Медон. — Или кто рассказал, или песни и сказы в голове моей все перепутались. Надо кносского чашу принять, чтобы странные мысли исчезли. Вот и сейчас мнится мне, будто в этих краях ты с сиренами как-то встречался, и один лишь их пение услышал, невредимым оставшись, и что недалеко отсюда Харибда и Сцилла тебя поджидали…
Странно было Политу видеть базилея столь изумленным, даже рот раскрыл безмолвно Лаэртид, внимая Медона словам. Юноша готов был поверить любой чудесной истории о царе Итаки — плавание еще не успело наскучить, а сколько событий!
— Да-а… — пробормотал Одиссей, — ты говоришь о вещах столь удивительных, что мне надо лет этак двадцать и столько же зим проплавать еще, и войн с добрый десяток устроить, чтоб оправдать эту славу героя… — Тут базилей вдруг осекся и, в сторону глянув, брови поднял. — Ну а этот куда?!
Полит и Медон подняли глаза к склону и увидели, как Ахеменид выбрался из укрытия и, шаря вокруг себя руками, присел и на карачках от камня к камню стал передвигаться. Вот он исчез за большим валуном, и лишь громкие звуки эхом трескучим от скал отозвались.
— Разве была на полдник у нас похлебка с горохом? — спросил базилей у Полита.
Юноша рассмеялся.
Медон же, не обратив на это внимания, тер в задумчивости подбородок, а потом сказал что-то о героях и подвигах, подобающих им, но Одиссей и Полит не внимали словам его, им интереснее было, споткнется ли Ахеменид, выбравшийся из-за валуна и шаг за шагом спускавшийся вниз. Даже Филотий, что весло рулевое осматривал, бросил занятие свое и криками веселыми подбадривал слепца.
Тот, не споткнувшись ни разу, словно ведомый богиней невидимой, к берегу все же добрался, и, камень плоский нащупав, уселся на нем.
— Слышу, речь о героях идет, — прохрипел он севшим от долгих рассказов или воздуха сырого голосом. — А где герои, там и я!
— Тебе, несчастный, следовало тихо сидеть под присмотром служанок Калипсо, — сказал Полит. — Вот полетел бы ты вниз и увидел воочию царство Аида.
— Лучше монету себе припаси, чтоб Харону вручить, когда он тебя через Стикс переправит! — огрызнулся слепой.
— Да, — вдруг, тряхнув головой, вскричал Медон. — А как же твои, Одиссей, злоключения в мире подземном, когда ты вопрошал души умерших пророков?
— Э-э, — завистливо сказал Ахеменид, — да это не мне, а тебе надо песни слагать о деяниях Лаэртида! Только нехорошо хлеб отбивать у слепого.
Отмахнулся от него Медон, хотел еще что-то сказать, но тут подошли Арет и дружинники.
— С вершины видать, что корабль у входа в протоку стоит, — доложил Арет базилею. — На берег, однако, не сходят, боятся, наверно, что можем внезапно уйти. А может, иного боятся…
— Куда мы отсюда уйдем, — недовольно сказал Эвтихор, высокий нескладный дружинник с изуродованным ухом. — Летать мы не можем, а горы эти только птица одолеет. Им только дождаться, когда мы с голоду здесь передохнем.
— О, итакийцы! — сказал Лаэртид. — Разве я силой тянул вас в плавание наше? Разве не обещал я опасности и лишения? Так не ропщите, как девы младые, что стонут в объятиях грубых насильников! Воды у нас хватит, а вина и подавно. Что же касается мяса, то можно ведь и воздержаться…
— Еще бы тебе не воздержаться! — брякнул кто-то из дружинников. — Небось у Цирцеи вовсю свинины наелся!
Замерли все, и в молчании было лишь слышно, как мелкие волны о гальку шуршат. Рот Одиссея остался открытым, а потом захохотал он, да так, что чайки поднялись со скал. За ним грохнули и остальные, только Арет, улыбаясь натужно, взглядами всех обводил настороженно. Вот он и заметил, как Эвтихор, будто от смеха согнувшись, сам незаметно вынул клинок и к спине базилея метнулся.
Быстрым был Эвтихор, но Арета меч оказался быстрее. Не успели дружинники сообразить, что происходит, как отрубленная рука злодея, с кинжалом в кулаке, упала на сходни и вниз покатилась. А сам Эвтихор вскрикнуть хотел, да сил уже не было — сделал он несколько шагов и повалился на слепого Ахеменида, что сидел безмятежно на камне.
— Когда ты напиться успел? — недовольно вскричал слепой но тут обрубком кровавым провел по лицу его Эвтихор и рухнул на берег.
Ахеменид потрогал свое лицо, понюхал пальцы и лизнул их.
— Э, да это и не вино вовсе, а кровь, — сказал он негромко. — Что у нас творится, зрячие?
Никто ему не ответил. Лишь Арет подскочил к упавшему и поднял его голову за волосы.
— Скажи, кто тебя надоумил на это? Признайся, а то прямо сейчас в царство Аида спроважу! Эвтимен открыл глаза и простонал:
— Меня убило золото Евпейта… Аидом же не пугай, ждать тебя там мне придется недолго.
Что-то еще прохрипел Эвтихор и затих. Арет впустил его голову, постоял немного над телом и, обменявшись взглядами с базилеем, столкнул бездыханного в воду.
