31
Мы идём по улице вечернего города и молчим. Она подходит к киоску и покупает себе банку пива. - Ты купила пиво?- говорю я. - Да,- вскрывая банку, говорит она.- А что? Я хочу пива. - А я хочу курить. - Ну так купи сигареты. - У меня нет денег. Ты не купишь мне пачку? - Нет,- решительно говорит она.- Я не буду покупать тебе ничего. - Ну хотя бы одну сигарету? - Нет. - Если это дело принципа, то тогда это, и впрямь, безнадёжно. Она не отвечает. Она пьёт пиво из банки. - Сегодня я должен был научиться делать из фантиков деньги, но день прошёл, а я так и остался в ночи. И без денег. Посмотри, солнце уже зашло за крыши домов. - Я куплю себе сигареты,- говорит она.- Но тебе не дам. - Я знаю. Принципы - самая безжалостная вещь на свете. - Не самая,- возражает она. - Ведь ты даже не хочешь курить. - Откуда ты знаешь. - Я ничего не знаю,- устало говорю я.- Я хочу есть, курить и очень хочу выпить. А впереди ещё вся ночь. - Ты можешь вернуться домой,- пожав плечами, говорит она. - Да. Но не хочу. Потому что это не мой дом. - Это зависит от того, что тебе нужно. - Нет,- не соглашаюсь я.- Вовсе не от этого. Мы идём. Она допивает пиво и выбрасывает пустую банку в мусорную урну. - Ну ладно,- говорит она.- Спасибо, что проводил. Это мой дом. Я пойду. - Как... Ты уходишь?- не решаясь в это поверить, говорю я. - Да,- говорит она.- А что? Ты думал, что я пойду с тобой? Ты даже не знаешь, куда. - Может быть, к тебе? - Ну уж нет! - Нет? - Нет!- категорично говорит она. - Значит, мы расстаёмся? - А ты как думал? - Я уже и забыл, как я думал, да, наверное, это уже и не важно. - Ладно,- говорит она.- Пока. Я не отвечаю. Она идёт к подъезду. - Постой!- говорю я. Она оборачивается. - Сейчас ты позвонишь Олегу, я знаю, и он приедет. Конечно, приедет. Но может приехать и Евгений, даже обязательно приедет, чтобы узнать, что с его машиной, и где она. Ты отключишь мобильник, выдернешь из розетки телефон, но он всё равно приедет, и если ты не откроешь ему дверь, он останется ждать в подъезде. А тут приедет твой бывший муж, просто, чтобы выяснить, почему ты не стала с ним разговаривать. Представляешь, какая произойдёт сцена? - Это тебя уже не касается,- помолчав, говорит она.- Ты слишком много думаешь о том, что тебя не касается. Она поворачивается, входит в подъезд и закрывает дверь. Я стою. Ещё утром я не хотел её. Я и теперь её не хочу, но я устал, и меня тяготит одиночество. Значит, я на что-то надеялся? Я надеялся, что что-то изменится само собой, и произойдёт вспышка молнии. Она не произойдёт. Теперь уже ясно, что не с этой женщиной. Но есть много других. И есть Нина. Я поворачиваюсь и иду по улице, а вокруг уже собирают ветошь, вчерашние маски из папье-маше, а над крышами всё ярче полыхает закат. Городская пыль полынной горечью отзывается в гортани. Пепел не имеет вкуса и запаха. Может быть, меня уже нет, но зачем-то у меня ещё остались желания. Или это чужие желания, как и эти костры? И я не изобрёл ничего нового. Те, кто ищут открытий в заповедных лесах, неся на плечах тяжесть своих рюкзаков, что они знают о жизни диких зверей? А если они знают о повадках зверей по книгам, то что они знают о духах? Сегодня закончилась война, а для меня ничто не изменилось. Но теперь я знаю, куда я иду, а это не хуже чем раздобыть денег на выпивку. Я иду туда, где я уже был. И в прошлом можно обрести будущее, потому что ничто не бывает исчерпано до конца. И можно притвориться, что тебя здесь не было. И получить это снова. Пока это не станет привычкой. От дыма костров слезятся глаза. На моём теле не осталось уже живого места от шрамов. Но то, чего не видит посторонний глаз, не ставится в упрёк. Никто не попрекнёт меня. Может быть, она ждёт меня и даже поссорилась ради этого со своим мужем, или его нет вовсе - не было или уже нет. Я не должен об этом думать. Если женщина ждёт меня, то не всё ли равно, почему она сегодня одна. Это всё тот же закат, но рисунок его уже иной. И эти костры. Сегодня перестали бомбить Югославию. Через несколько дней мы забудем, кто были наши враги. И только стыд растворяется дольше и скоро становится беспричинен. Чувства сохраняются дольше, чем их причина. Она лишь мгновение, но подготавливается веками. И я не знаю, что обмануло меня, несовершенство моих чувств или несовершенство познаний, да это и безразлично. Да и был ли кто-то обманут? Ведь это всё та же ночь, и дымные костры на улицах города, и эти фантики, слипшиеся за день в карманах в папье-маше. Маски сжигают, и я сжигаю свои дни, измеряя время по общим часам. Потому что даже для того чтобы отсюда уехать, мне нужно знать расписание. В каком часовом поясе я оказался? Где я родился? Зачем? Кто предаст меня завтра, и перед кем завтра мне будет стыдно? Если ночь не окончится, не наступит день, а в новом дне уже не будет меня. Но сегодня я здесь. И ноги уверенно несут меня туда, где я боюсь мысленно оказаться, потому что ожидания обманчивы, а я не могу думать плохо о той, к которой иду. Она ждёт меня или не ждёт, это неважно. Довольно того, что она есть.
Теперь её будут звать Нина.
1999 г.
