— Как вас зовут? — спросил он чуть слышно.
— Оля.
— Скажите, Оля, как я сюда попал?
Она секунду помедлила и вдруг улыбнулась Юнгу.
— Я вам все расскажу, но не сейчас.
Юнг остался один. Некоторое время он лежал без мыслей.
«А Широких? Что с ним? — вдруг подумал он. Но сейчас же успокоился. — Жив, значит, будет все хорошо».
Проснулся он к вечеру.
Боли не было. Но Юнг чувствовал: она притаилась где-то рядом, стерегла его. Он пошевелил головой, и боль сразу дала о себе знать. Тогда он решил не двигаться.
Здоровую руку он внимательно осмотрел. Она была прозрачная с синеватыми жилками.
Мягко скрипнула дверь. Он скосил глаза. К нему подошла женщина в черном закрытом платье. Увидев, что Юнг проснулся, женщина наклонилась над ним. Удивительное сходство было с той девушкой, что была утром.
— Я вижу, вы себя лучше чувствуете, молодой человек, — заговорила она глубоким грудным голосом. — Можете поздравить себя. Вы были в очень тяжелом состоянии, почти безнадежном. Но организм у вас крепкий. Теперь будет все хорошо. — Заметив, что Юнг пытается что-то сказать, она поспешно добавила: — Нет, нет, нет, не говорите. В вашем положении нельзя говорить, нельзя думать, нельзя двигаться, вам можно только есть и спать. — Она приложила прохладную ладонь к щеке Юнга. — И жар спал.
Женщина удобно расположилась у изголовья.
— Звать-то вас как? Дмитрий, кажется?
Юнг вспомнил, что в документах он значится под этим именем и промолчал.
— Ну, так вот, Дмитрий, организм у вас великолепный. Когда вас принесли, — боже мой, какой вид у вас был!.. Чего только мы с Олей не делали… Лекарств нет.
Хорошо еще, что доктор у нас знакомый, конечно, и Олечка мне помогала. Но главное, все-таки ваш организм. Хорошее питание и уход вас быстро поставят на ноги. — Она помолчала. — Вам здесь совершенно некого бояться, — проговорила она и пристально заглянула Юнгу в глаза.
— Вы… вы, видимо, не тот, за кого себя выдаете… Ну, ничего, в наше время это естественно. И вам совершенно нечего опасаться, что сюда придут эти большевики или еще кто-то. У меня у самой муж и сын на фронте. Конечно, трудно, но мы надеемся, что в России еще найдутся силы, которые наведут порядок. — Глаза ее лукаво блеснули. — А признавайтесь, ведь эти документы-то, рабочий… мастерских… как бы это. Ну, не нужно, не нужно. У каждого есть свое инкогнито, и так-то оно лучше. Мы с Олей сразу догадались, кто вы. Да уж будьте спокойны, батенька: у меня у самой муж полковник, кавалер «Анны», да и Виталий, слава богу, по отцовской дорожке пошел. Только время сейчас, сами видите. От моих вот уже два месяца ни слова, ни строчки, ну да я уж терплю, авось все обойдется.
Только уж очень большевики силу взяли… Генерала Корнилова разбили, а ведь армия какая была. Мы так и думали, этот-то возьмется за дело. Ничего не вышло.
Разбили, да его самого в плен взяли. Я и забыла, Дмитрий, — вы меня зовите Марией Филимоновной, если вам что нужно, так вы позвоните, здесь колокольчик, а я пойду по делам. Олечка придет, я ее к вам пошлю, только, батенька, говорить нельзя. Полный покой. А я потом вам принесу книг, журналов.
Мария Филимоновна вышла.
Теперь Юнг знал, кто были его спасители. Положение его усложнилось, радовало только сообщение о том, что Корнилов разбит, значит на Питер было наступление.
Но все-таки любопытно, как он очутился в этой семье? Видимо, семья Ольги решила, что он переодетый офицер. Юнг решил пока молчать. Вошла Ольга в коротком бархатном платье, за ее спиной Юнг заметил незнакомую девушку, которая с любопытством смотрела на него.
— Вы не смущайтесь, это моя подруга Соня.
Софья сделала едва заметный реверанс.
Девушки подошли и сели у постели Юнга.
— Вы не разговаривайте, мы так немного посидим и уйдем.
Они сидели и болтали о каких-то незнакомых людях, а Юнг поглядывал на них и думал: «Я — сын беднейших людей, с трудом получивший небольшое образование, лежу в квартире полковника, и его родственники ухаживают за мной, принимают за человека их круга. Что же получится, когда они узнают, кто я такой на самом деле?»
Наконец Софья стала собираться и пожелала Юнгу выздоровления, Ольга пошла ее провожать.
— Ну как, понравилась вам моя подруга? — спросила она, когда вернулась. — Она дочь профессора Щетинина.
— А это кто такой? — Не отвечая на вопрос девушки, Юнг показал глазами на портрет молодого человека в военной форме.
— Это мой брат, — ответила Оля.
— А что?
— Ничего, хорошо, — проговорил Юнг и закрыл глаза.
Ольга тихо вышла, прикрыв за собой дверь.
«Чудеса, но я определенно где-то встречал эту девушку. Вот только где?» — думал Юнг о Софье.
Проходили дни за днями, а Юнг все лежал. Большей частью его навещала Ольга.
Она ему нравилась. Ему нравился ее тихий голос с чуть неправильным произношением «л», нравилось, как она обращалась с ним: ласково и в то же время как будто снисходительно. Нравилась ее улыбка, ее ровные, ослепительной белизны зубы. Ее приход был для него всегда желанным.
Ольга была проста с ним, но в самой этой простоте чувствовалась какая-то сдержанность, точно она говорила: «Я дорогая красивая картина, и прикасаться ко мне нельзя».
Но Юнг уже не раз убеждался, что она пристально смотрит на него. Взглянет он на нее, и она сразу потупит или отведет глаза в сторону.
«И чего она меня разглядывает», — думал он.
Она была умна и образованна, он это сразу понял, услышав, как она легко разбирается в таких вещах, о которых он имел самое смутное представление.
Юнг быстро поправлялся. Пугающая худоба исчезла, кожа приобрела естественный цвет. Кости ног, сломанные в бедрах, срослись. Только яркие рубцы указывали на прежние раны. Юнг несколько раз задумывался над тем, кто принес его сюда. И каждый раз не находил ответа. И мать и дочь упорно избегали этой темы. Так шли дни.
Однажды обычный ход жизни нарушился.
Вошла Ольга, порозовевшая от холода.
— Однако, чувствуется приближение зимы, — проговорила она, усаживаясь на стул.
Девушка пришла к Юнгу надолго и принесла с собой книгу, которую читала ему вслух.
— А что, Оля, не случилось ли что с Соней, что-то ее уже несколько дней не видно? — спросил Юнг.
— Нет, Дмитрий, ничего не случилось.
Они помолчали несколько минут.
— Дмитрий… — начала Ольга и сразу покраснела. — Я давно хочу вам что-то сказать, но тогда вы чувствовали себя не совсем хорошо…
— Я вполне здоров, Оля, и готов говорить с вами о чем угодно.
Ольга молчала.
