Разведчик Дэвис был тайным агентом международной категории. Он прошел хорошую школу на родине и еще лучшую практику на территории Советского Союза. Но однажды ему не повезло, и он, не выполнив задания, с трудом ускользнул от советской контрразведки. Этого было достаточно, чтобы некоторые руководящие работники разведки перестали ему доверять. Гоуст, однако, не считал Дэвиса навсегда потерянным агентом. Напротив, он видел в нем много достоинств. Прежде всего это был человек преданный и бесстрашный. Ему смело можно было поручить самое рискованное дело.
Гоуст не верил в те обвинения, которые выдвинули против Дэвиса его недоброжелатели, но он и не вступился за него. К тому у начальника разведывательного управления были свои причины. Ему показалось, что неудачная операция обескуражила Дэвиса, лишила на какое-то время веры в себя. При таком его душевном состоянии Гоуст считал невозможным снова посылать Дэвиса в Россию. Нужно было подержать его в резерве, потомить, дать соскучиться по делу. Даже проявленное к нему недоверие Гоуст считал полезным для восстановления боевого духа Дэвиса — злее будет!
Все это время к тому же велось за «опальным агентом» тайное наблюдение, и вот настала наконец пора снова пустить его в дело.
— Мы были к нему несправедливы в последнее время. Как он перенес это? — спросил Гоуст, хотя ему и самому хорошо было известно состояние Дэвиса.
— Обижен, конечно, — ответил полковник. — Но у нас имеются фонограммы всех его разговоров, вплоть до ночного бреда. Дэвис всегда был человеком редкостной, фанатической ненависти к русским, и это осталось в нем. А может быть, даже и усилилось, ибо именно русских считает он виновниками всех своих бедствий.
— В надежности его можно, значит, не сомневаться? — снова спросил Гоуст, перелистывая папку с личным делом Дэвиса.
— Безусловно, сэр. Он соскучился по работе и готов на любое дело.
— Ну, а необычайную кличку его — «Ва-банк» мы так и оставим за ним? — улыбнулся Гоуст, вглядываясь в фотографию Дэвиса.
— Конечно, сэр, — совершенно серьезно ответил полковник. — Сейчас больше, чем когда-либо, она подходит ему, ибо, как я догадываюсь, в новой операции обстоятельства могут потребовать от него такой ставки, как его собственная жизнь.
— Ну что ж, — заключил Гоуст, приподнявшись со своего кресла и давая этим понять, что аудиенция закончена, — присылайте тогда ко мне Дэвиса, я лично дам ему задание. Подготовьте также Чепстона и Хинсея.
5. Чарльз Каннинг уточняет обстановку
Редактор газеты «Прогресс», в которой работала Керри, был осторожным человеком. Он знал, что сильным мира сего ничего не стоит закрыть его газету, и старался не очень раздражать не только Конгресс, но и военное министерство.
— Мы слишком слабы, чтобы наносить открытые удары, — говорил он обыкновенно в ответ на упреки. — Наш удел — кусать исподтишка.
— Да и кусаем ли мы вообще? — замечали ему на это. — Может быть, только лаем из подворотни?
Керри, уже достаточно знавшая своего редактора, не очень надеялась на то, что он придет в восторг от предложения ее дяди, Джеймса Джессепа. Выслушав от нее даже то немногое, что ей было известно, Каннинг, как она и предполагала, сразу же замотал своей бритой головой самым категорическим образом.
— Нет, нет, милая Керри! С военным министерством мы на этот раз не будем связываться. Оно и так, видимо, не забыло еще нашего участия в разоблачении «космической» мистификация генерала Хазарда.
Керри, впрочем, не очень огорчил столь категорический отказ редактора. Ей и самой история разжалования Джессепа казалась туманной. Смущало и то, что дядя рассказал ей все это в нетрезвом виде. Разговор с Каннингом состоялся у нее вчера, и она почти не вспоминала о нем больше. Но она глубоко ошибалась, полагая, что редактора не заинтересовало ее сообщение. Он-то ведь лучше, чем Керри, знал, как взволновала общественность таинственная катастрофа с пассажирским самолетом на территории бывшей базы тяжелых бомбардировщиков, носителей ядерного оружия.
Всю ночь не выходил у него из головы рассказ Керри о ее дяде, пострадавшем за что-то в связи с этой катастрофой. Не плохо было бы, конечно, самому повидаться с этим Джеймсом Джессепом, но ведь он опальный и за ним, видимо, ведется наблюдение. К тому же он еще и пьяница… Нет, с ним лично не стоило связываться, а порасспросить у людей, сведущих в военной технике, об этом таинственном «Эн-Джи», упоминавшемся в рассказе Джессепа, не мешает, пожалуй.
Перебрав в памяти всех своих знакомых, Каннинг вспомнил о Генри Марчмонте. Вот кто, пожалуй, может пригодиться! Генри, вопервых, старинный его приятель, а во-вторых, консультант одного из технических отделов военного ведомства. И так как Марчмонт жил неподалеку от редакции «Прогресса», Каннинг заехал к нему утром, направляясь на работу.
Выслушав Каннинга, Марчмонт неопределенно пожал плечами:
— Право, не знаю, Чарльз, чем смогу помочь тебе в этом деле… Они ведь меня ни во что такое не посвящают.
— А ты подумай, старина, кто бы смог помочь нам в этом, — попросил Каннинг. — Работает же у них кто-нибудь еще, с кем ты в добрых отношениях.
— Не знаю, не знаю… — задумчиво проговорил Марчмонт, прохаживаясь по своей маленькой, заваленной техническими справочниками и научными журналами комнатке. — Есть, конечно, такие люди, но ведь у них там все чертовски засекречено. Даже то, что никакого секрета не представляет. Да и не доверяют они никому ничего секретного. Вот если только Писфулу?..
— А ты знаком с ним? — сразу же оживился Каннинг, услышав фамилию профессора Писфула.
— Знаком, и даже в хороших отношениях.
— Так ведь лучшего и желать не надо! — обрадованно воскликнул Каннинг. — Писфул же в самых близких, почти дружеских отношениях с Хазярдом, и ему, конечно, многое известно. К тому же он, несмотря на эту скандальную историю с «марсианами», видимо, порядочный человек. Поговори с ним, пожалуйста, Генри. Очень тебя прошу!
— Ну что ж, попробую, только не очень уверен, что ему известно что-нибудь об этом «Эн-Джи», хотя он и выполняет кое-какие работы для военного ведомства. Главным образом по части радиотехники и телевидения. Боюсь, однако, что все это не имеет отношения к тайне «Эн-Джи».
Они условились, что как только Марчмонту удастся раздобыть что-нибудь, он немедленно даст знать об этом Каннингу.
А Керри, решив, что судьба бывшего начальника базы тяжелых бомбардировщиков нисколько не интересует редактора «Прогресса», все реже вспоминала о своем дяде. Гораздо чаще задумывалась она теперь о Джонне Мунне, с которым не виделась уже несколько дней. Керри понимала, конечно, что Джон занят очень серьезной работой в своей обсерватории, но не мог он разве уделить ей хоть несколько часов в течение почти целой недели?.. А может быть, она вообще надоела ему? Может быть, ей не следовало вести себя так бесхитростно, не скрывая своего расположения к нему? Она знала, конечно, тактику других девушек и женщин в делах подобного рода, однако сама не только была не способна к этим хитростям, но и просто презирала бы себя, если бы решилась на подобную игру.
