— Мистер Харди.
— Со мной все в порядке. Возвращайтесь в госпиталь.
— Сейчас на дежурстве доктор Вальдемар. У меня есть несколько свободных минут. — Не обращая внимания на протест сенатора, Леонилла заботливо осмотрела его. Вид у нее был очень профессиональный и внушающий доверие.
— Мы должны подсчитать, чего нам это будет стоить, — продолжал говорить Харди. — Вы требуете, чтобы мы рискнули всем. Сейчас у нас есть гарантия того, что мы выживем. Мы живы. Последняя наша битва позади, мы сражались и победили. Тим, электрическое освещение не стоит того, чтобы отбрасывать все достигнутое.
От усталости и боли Тима Хамнера зашатало.
— Мы не оставим АЭС, — сказал он. — Мы будем драться. Мы все будем драться, — но в голосе Тима не чувствовалось силы. В нем звучала лишь безнадежность.
— Сделай что-нибудь, — сказала Маурин. — Скажи им, — она снова вцепилась в руку Тима.
— Лучше скажи ты сама.
— Я — не могу. Но ты теперь герой. Это твоя группа сдерживала солдат Братства…
— Твое положение здесь достаточно высоко в любом случае, — ответил Гарви.
— Давай скажем им и ты, и я, — попросила Маурин. — Поддерживай меня. Скажем им вместе. Вместе.
«Но для чего это все?» — подумал Гарви. Зачем ей это надо, черт побери? Завелась ли она так именно из-за ядерного центра? Или потому, что ее гложет память о Джонни Бейкере? Или потому что то, что рядом с Джорджем Кристофером оказалась Мария, вызывает у нее ревность? Но каковы бы ни были движущие ею мотивы, она сейчас в сущности предлагает ему, Гарви, руководство Твердыней. И во взгляде Маурин ясно читалось, что другого подобного случая не будет.
— Нам придется выбить их с занятой ими территории, — говорил Эл Харди. — Дик этого сделать не смог…
— А мы сможем! — закричал Тим. — Вы уже били их! Сможем! Сможем и захватить, и удержать за собой их землю!
Харди очень серьезно кивнул:
— Да, полагаю, что сможем. Сможем удержать за собой их территорию. Но, действительно, сперва надо занять ее… и при этом нечего надеяться на волшебное оружие. Когда сам атакуешь, от газовых бомб и гранат особого проку не будет. Мы потеряем людей. Много людей. Во сколько жизней вы оцениваете ваше электрическое освещение?
— Оно стоит многих жизней, — голос Леониллы Малик разнесся по всему залу. — Если б у меня в операционной прошлой ночью было такое освещение, если б в операционной было по-настоящему светло, я бы спасла — по меньшей мере — на десять человек больше.
Маурин пошла к сцене. Гарви поколебался, потом двинулся вслед за нею. Что он скажет? Нужно снова вставлять обоймы в винтовку. «Вива ля републик!» «За короля и страну!», «Долг, честь, родина!», «Помни Аламо!», «Либерте! Эгалите! Франтерните!» 4 Но никто никогда не шел в бой, крича: «Высокий жизненный уровень!» Или: «Горячие души и электробритвы!»
И как насчет меня? — думал он. Когда я дойду туда, это будет означать, что я за новую битву. И когда Новое Братство нападет на АЭС снова (у них будет другой плот, и на этом плоту будут опять установлены мортиры), а мне придется быть первым среди тех, кто пойдет в бой, и первым среди тех, кому предстоит быть разнесенным снарядом на куски. И что я буду кричать, умирая?
Он вспомнил битву: грохот, чувство полнейшего одиночества, страх. Стыд, охватывающий тебя в момент бегства. Ужас, если ты принудил себя не бежать. В какие-то моменты — да, приходилось спасаться бегством, но не бежать приходилось гораздо чаще. Точнее — почти постоянно. Рационально мыслящая и действующая армия должна все время спасаться бегством… Шагая вслед за Маурин, Гарви взял ее руку.
Она обернулась, ее взгляд был… полон абсолютного доверия. И любви. Она заговорила — тихо, чтобы никто другой не мог услышать ее.
— Все мы должны делать свое дело, — сказала она. — И это правильно. Ты понимаешь, что это правильно?
Они лишь чуть запоздали — но запоздали. Высказав свое мнение, Эл Харди уже отошел от трибуны. Толпа начала рассасываться, люди переговаривались. Гарви слышал обрывки разговоров.
— «Черт возьми, не знаю. Но абсолютно уверен, что драться мне больше не хочется.»
— «Проклятие, из-за этой АЭС пожертвовал собой Бейкер. Разве это ничего не означает?» «Я устал, Сью. Пошли домой».
Рик Деланти — прежде, чем Харди успел спуститься со сцены — протолкался вперед.
— Сенатор сказал, что решение, которое предстоит нам принять — решение большой важности, — сказал Рик. — Давайте обсудим все, не откладывая. Сейчас, — Гарви с облегчением увидел, что Рик уже не выглядел как человек, готовый совершить убийство. Но настроен он был, похоже, очень решительно. — Эл, вы сказали, что эту зиму мы наверняка переживем. Нельзя ли на эту тему поговорить чуть подробнее?
Харди пожал плечами:
— Как вам угодно. Мне казалось, что все уже сказано.
Улыбка Деланти была явно искусственной.
— А, дьявольщина! Эл, мы как раз собирались здесь, а спиртного больше нет, и завтра опять двигать валуны с места на место. Давайте прямо сейчас поговорим поподробнее. Обсудим. Мы переживем зиму?
— Да.
— Но кофе у нас не будет. Кофе у нас больше нет.
Харди нахмурился:
— Так.
— Как мы будем чинить свою одежду? Нужно ждать наступления ледников. Одежда просто сгниет — прямо на нас. Сможем ли мы добыть что-нибудь из затопленных сейчас водой магазинов?
— Пластиковые предметы одежды — возможно. Но с этим можно подождать, теперь не нужно опасаться, что Новое Братство успеет опередить нас. — Странно, но никто на этот раз не зааплодировал. — Одежду — по большей части — нам придется изготовить самим. Или, так сказать, отстреливать, — Харди улыбнулся.
— Транспорт? Легковые автомобили и грузовики — все это обречено на вымирание. Как род животных, где все производители оказались стерильными. Так, видимо? Меня интересует: не заездим ли мы своих лошадей?
Эл Харди полез рукой в затылок.
— Нет. Мне кажется, что хотя какое-то время — нет… Нет. Лошади размножаются довольно таки медленно. Но грузовики мы сможем использовать еще не один год.
— Чего еще у нас нет? Пенициллина?
— Да…
— Аспирина тоже нет? И спиртных напитков. И никаких обезболивающих медикаментов.
— Спиртное мы сможем изготовлять сами!
— Итак. Мы выживем. Проживем эту зиму, а потом следующую, а потом ту, что за ней, — Рик сделал паузу, но прежде чем Харди успел хоть слово сказать, он загремел: — Будем жить крестьянской жизнью! У нас здесь на сегодня намечено еще одно мероприятие. Детям, поймавшим за текущую неделю наибольшее количество крыс, будут выдаваться награды. Легко видеть, что так нам и предстоит провести остаток нашей жизни. Наши дети вырастут, как вполне квалифицированные крысоловы и свинопасы. Почетная работа. Необходимая работа. Никто не вправе пренебрегать ею. Но… разве не хочется нам надеяться на что-либо получше?!
