точно математик? Если бы была ошибка, то и результаты были бы хаотичными. С таким же успехом я бы мог предсказывать погоду – на пяток ошибок пару раз угадал бы, – он усмехнулся. – Ну, с учетом моих коленей, может, и почаще. Ты подумай! Ни разу! А мы, повторюсь, тысячи циклов просчитали – каждый день по несколько раз!
– Странно, – только и нашелся что сказать озадаченный парень, в нем уже просыпалась профессия. – А выборка большая?
– Да какая разница?! Совпадений – ноль! Можно уже предсказывать, что если что-то посчитали, то это точно не произойдет. Понимаешь? – Архаш выпрямился, выдохнул: – В порту есть свой вычислитель, флотский. Не такой, как наш, помедленней, на воздухе работает. Наш-то на азоте! – в словах техника мелькнула гордость, а Кир удивился, про такое он еще не слышал. – Так вот. На него поставили старую версию. И стали считать одновременно. Мы выдаем наш результат, они свой. Так там, если мы не считаем, те же восемьдесят процентов, а стоит нам прогнать цикл, – пять. И знаешь, что это за пятерка? – Архаш не ждал ответа. – Это те проценты, когда старая программа ошиблась, но из-за наших вычислений ошибочное предсказание оказалось верным. Ну что, допер?
– Охренеть! – честно признался Кир. – Только я ничего не понимаю, как такое вообще возможно?! Мне бы модель посмотреть.
– Посмотришь. Господин Ван Геори потому тебя и нанял. Говорил, что не хватает ему мозгов. Думали, шутит. Как тебя где-то нашел, так прям неделю счастливый ходил, – Архаш, будто в замешательстве, пожевал губами, нахмурился, бросил быстрый взгляд на Кира. – Ты, парень, только вот чего, будь осторожен. Господин Ван Геори последнее время будто не в себе был, жаловался, что модель эта его доконает, один раз… – техник замолчал, махнул рукой, – ладно, неважно, сам разберешься.
Скорее всего, все самое интересное я пропустил. Когда вернулся, все страсти, связанные с моим исчезновением, улеглись сами – он же эль, чего вы хотите – либо были оперативно улажены Аной, умудрившейся даже из этого извлечь пользу. Возможно, она переживала, возможно, боялась, что, как сама и предсказывала, я просто исчез, но вернулся я в полнейшее спокойствие и даже почти равнодушие. Честно говоря, было немного обидно. Есть я, нет – жизнь идет своим чередом. Впрочем, меня это устраивало, ни малейшего желания участвовать в забеге по многочисленной родне Уров не было. Да и отсутствовал я, с учетом доставки ушибленного тела до Плоского мыса с последующим самостоятельным путешествием сначала до устья Дона, а затем и дальше, в Арракис, всего-то шесть дней. Так что, надеюсь, по-настоящему испугаться никто не успел. Ну бывает же такое, папа вышел по делам или в магазин, а вернулся через неделю. Значит, было очень нужно!
Вот дальше начались проблемы. Несмотря на мой статус, никто не горел желанием срочно собирать морскую экспедицию в южный океан. Каникулы! Они только начались, а уже однажды заплутавший отец вновь куда-то намылился! «У тебя есть совесть?» Эти слова в разных вариантах я прослушал от каждого, кто не боялся ужасного эля. Разве что сын, похоже, был в полном восторге от непутевого папаши, но кто же его спрашивает?
Так или иначе, дело сдвинулось лишь тогда, когда я, распечатав последнюю заначку, отправился нанимать посудину без участия Уров. Это, как выяснилось, было недопустимо. Потеря лица и все такое. Только и успел переговорить с парой капитанов, как по всем кабакам, словно ветер, пронесся – со мной все разговаривали, обещали что-то, пряча глаза, но брать деньги отказывались. Отношение изменилось настолько явственно, что сомневаться во внешнем вмешательстве не приходилось. Очередной мой собеседник, помощник капитана немаленькой посудины, только что, по слухам, активно искавший контракт в сторону Архипелага, сдулся, как дырявый шарик, стоило ему понять, с кем он беседует.
– Уважаемый Илья, у нас судно торговое. Мы для таких походов не предназначены. Поймите, это же океан, нам в балласте идти никак не с руки.
– Позвольте не согласиться. Первое: я не против того, чтобы вы взяли товар или что там вам нужно. Второе: разве я не плачу, как уже сказал, за все неудобства? И третье: для вас потери будут лишь во времени – крюк на переходе туда – меня забросить, и крюк, как пойдете обратно. Не думаю, что у вас такие срочные грузы, что дней двадцать в один конец не потерпят. В любом случае вы останетесь с прибылью. К тому же оплаченной авансом, наперед.
Немолодой моряк с бритым черепом уставился в стол, задумчиво разглядывая ничем не примечательные пальцы левой руки, как если бы раздумывал, что это за запчасти такие? Просторный зал морского клуба – так я приблизительно перевел название заведения, расцветившего своими сине-красными флагами набережную Арракиса – переливался отблесками яркого солнца. Столик, за которым мы сидели, прятался от жгучих пятен в тенистой части помещения. Рукотворный сквозняк, управляемый расторопными половыми при помощи системы попарно распахивающихся дверей, шевелил гирляндами цветных флажков, развешенными под потолком.
– Уважаемый Илья, нельзя нам, – мой собеседник оторвал взгляд от стола, – понимаете?
– Вас что, предупредили, чтобы не брать контракт у меня? – не удержался я от прямого вопроса. Все-таки русское воспитание так и не выветрилось из моей головы, если возникла непонятная ситуация – спроси. Что такое? Какого? Ну и так далее.
Моряк поморщился: «Здесь другая культура. Этот туповатый эль, похоже, самых прямых намеков не понимает. Сказал же максимально прямо: нельзя. Мозги у него есть? Если человек не объясняет, почему нельзя, значит, не может. А раз не может, значит, связан словом».
Я переждал молчаливую пантомиму, описавшую все его мысли не хуже прямого текста, и кивнул:
– Уры?
Лицо собеседника приняло такой виноватый вид, как будто это он только что нарушил обещание, сболтнул то, о чем обязан молчать. Его глаза метнулись по ближним столам, занятым разнообразными коллегами по цеху, – вроде никто не таращился в нашу сторону с возмущенным видом, никто не грел уши в чужом разговоре, выдавая себя напряженным молчанием. Я кожей чувствовал, как ему некомфортно, как он мечтает уйти куда угодно, лишь бы подальше от опасного эля. Хотя будь я простым нанимателем, никуда бы он не пошел, отправил бы меня самого, возможно, лишь исключительно вежливыми словами и выражениями. Удивительно, но хотя меня никто и не посылал, итог был тот же: пришлось выдвигаться несолоно хлебавши.
На улице я остановился, ощутив сильнейшее раздражение. Солнце слепило, отчего приходилось сильно щуриться, пара мальчишек мельтешила поблизости, что-то выпрашивая у прохожих, и я уже чувствовал, как они
