Ознакомительная версия.
Все согласились, а потом мы с Розалиндой остались вдвоем и долго обсуждали, как мне заговорить с Петрой.
На следующее утро я проснулся рано и сразу почувствовал горе Петры. Она, уже ничего не боялась, лишь оплакивала своего бедного пони.
Я попытался передать ей мысленно хоть что-нибудь — она не отозвалась. И все же в переживаниях ее наступила пауза, девчушка с недоумением прислушалась. Я встал, оделся, вышел в коридор и прошел к ней. Она мне очень обрадовалась, и ощущение печали сильно поубавилось. Уходя, я пообещал взять ее с собой на рыбалку.
Нелегко объяснить кому-то словами, как передавать мыслеобразы. Все мы начинали с нуля, но нам было легче, так как мы быстро нашли друг друга. С Петрой же дело обстояло иначе. Еще когда ей было всего шесть с половиной лет, она передавала мысли, вернее, чувства, с такой силой, что заглушала нас всех. Сама она этого не осознавала, потому и не могла контролировать себя. Как умел, я старался объяснить ей, — в чем дело. С первого случая прошло полтора года, ей исполнилось уже восемь лет, но все же трудно было найти для нее простые слова. Мы сидели на берегу реки, и я целый час пытался втолковать сестре, в чем дело. Пустой номер! Ей стало скучно, и она меня уже не слушала. Нужно было придумать что-то новое.
— Давай поиграем, — предложил я. — Закрой глаза, зажмурься и представь себе, что смотришь в темный колодец. Ничего не видно, верно?
— Да, — она изо всех сил зажмурила глаза.
— Хорошо. Постарайся думать только о том, что колодец глубокий и темный. Поняла?
— Да.
— Ну а теперь смотри, — сказал я.
Я представил себе кролика — и как он морщит нос. Петра засмеялась. Слава Богу. Значит, она и принимать может. Я придумал ей щенка, цыплят, лошадку и повозку. Минуты через две она открыла глаза и с недоумением осмотрелась.
— А где же они?
— Нигде. Они в уме, это я думал о них — придумывал для тебя. Такая игра. Теперь я закрою глаза, и мы вместе будем смотреть в колодец. А ты придумай для меня какую-нибудь картинку.
Я добросовестно играл свою роль и потому полностью открылся ей, в чем и состояла моя ошибка. В меня будто молния ударила, я чуть сознание не потерял. Остальные тотчас начали жаловаться. Я объяснил им, что происходит.
— Поосторожнее, вы! — попросили все.
— Я чуть себе ногу не отрубил! — это Майкл.
— А я руку обварила! — это Кэтрин.
— Успокой ее, — посоветовала Розалинда.
— Она и не беспокоится. Она совершенно спокойна; просто она так устроена.
— Согласен, но надо же учить ее контролю! — выступил Майкл.
— Знаю — и стараюсь. Может, у кого есть совет?
— В следующий раз предупреди нас! — попросила Розалинда.
Взяв себя в руки я обратился к Петре:
— Ты подумала слишком сильно, — сказал я ей. — Попробуй сделать для меня маленькую картинку, ладно? Петра кивнула и закрыла глаза.
— Готовьтесь! — мысленно крикнул я. Сам же пожалел в душе, что от мысленного обстрела не спрячешься.
На сей раз последовал лишь маленький взрыв. Я чуть не ослеп, но все же сумел уловить образ.
— Рыбка! Рыбка с повисшим хвостиком! Петра была в восторге.
— И верно, рыба, — подтвердил Майкл. — Успех налицо, нужно лишь научить девчонку использовать не более одного процента ее теперешней мощи, пока мы не научимся защищаться, или она сожжет нам все мозги!
— А что ты мне еще покажешь? — спросила Петра, и мы продолжили урок.
На следующее утро мы снова занимались. Дело оказалось тяжким и изматывающим, но и прогресс был налицо. Петра начала понимать, что такое связная мысль и как передать другому ее образ. Конечно, делала она все по-детски, но все же мы могли понимать ее, несмотря на искажения. Труднее всего было удержать ее в рамках: едва она начинала возбуждаться, мы глохли и слепли.
Все жаловались, что ничем не могут заниматься, пока мы с Петрой учимся. К концу очередного урока я сказал Петре:
— Ну а теперь я попрошу Розалинду, чтобы она придумала для тебя картинку. Закрой глаза.
— А где же Розалинда? — спросила Петра, озираясь.
— Ее здесь нет, но это неважно. Закрой глаза и ни о чем не думай. «И остальные тоже», — добавил я мысленно.
Розалинда придумала пруд с утятами, которые плавали в нем, словно танцуя, — все, кроме одного, тот старался изо всех сил, но у него ничего не получалось. Петре очень понравилось, и она даже смеялась от восторга, однако внезапно она передала свой восторг мысленно. Картинка исчезла, мы все едва чувств не лишились.
Да, нам приходилось тяжко, но мы так радовались ее успехам!
Уже на четвертом занятии она научилась освобождать мозг от всего лишнего, не закрывая глаз, что существенно облегчило дело. К концу недели мы здорово продвинулись. Мысли Петры все еще были неясными и нестабильными, но они становились четче с каждым днем. Простые мыслеобразы она принимала прекрасно, только не умела еще включаться в наш общий разговор.
— Слишком трудно и слишком быстро, — сказала она мне. — Но я всегда слышу, кто это: ты, Розалинда, Майкл или Салли. Вы просто очень быстро разговариваете. А другие говорят еще быстрее.
— Кто — Кэтрин и Марк? — спросил я.
— Да нет, их я отличаю, — нетерпеливо ответила Петра. — Я о тех, других, они очень далеко.
Я решил воспринять новость спокойно:
— Похоже, я их не знаю. Кто они?
— И я не знаю. Разве ты их не слышишь? Они вон там, только далеко-далеко, — она махнула рукой на юго-запад. Я поразмышлял.
— Они и сейчас там?
— Да.
Я изо всех сил попытался что-нибудь уловить, но у меня ничего не получилось.
— Может, ты попробуешь передать мне, что слышишь? Она попыталась. Что-то там было, только слишком смутно и непонятно. Возможно, Петра пыталась передать то, чего сама не понимала? Я позвал на помощь Розалинду, но и она мало что поняла. Петре явно было трудно, так что мы пока все прекратили.
Несмотря на то что у Петры по-прежнему сохранялась склонность то и дело испускать оглушающий мысленный вой, мы очень гордились ее успехами, — как родители своим ребенком. Словно мы открыли в неизвестном человеке способность стать великим певцом, но еще лучше.
— Да, все интереснее, — сказал как-то Майкл. — И будет еще интереснее, если, конечно, она нас всех не убьет сначала…
Как-то после ужина, дней через десять после эпизода с пони, дядя Аксель попросил помочь ему подогнать колесо, пока еще не стемнело. Внешне-то он был невозмутим, но так глянул на меня, что я тут же согласился. Выйдя из дома, мы ушли за стог сена, где нас не могли увидеть и услышать. Он сунул в рот соломинку и пристально посмотрел на меня.
Ознакомительная версия.
