– Посреди какой ночи?! Полдень скоро. Солнце в зените. Приходи, короче. Я приведу девушку с пятым размером груди.
– Чувак, я приду.
– Вот, я знал, что это сработает. Только ответь всё-таки на мой первый вопрос: вы во сколько собираетесь?
– В семь. Но пятому размеру там будут рады в любое время, зуб даю.
– Это я и без тебя знаю. Давай, до вечера.
Я положил трубку, протёр пальцами глаза и вышел в коридор. Ванная только что освободилась.
На полочке под зеркалом стояла батарея незнакомых мне баночек, тюбиков и бутылочек. А я уже отвык от всего этого. Самое странное и неуловимое в изменении статуса – вот ты живёшь сам, а вот с кем-то, а вот опять сам – это всякие бытовые мелочи. Одежда, которая пахнет человеком, ушедшим из твоей жизни навсегда. Чулок, неожиданно найденный во время генеральной уборки через полгода. Осиротевшая полочка под зеркалом. Но со временем к этому привыкаешь. И если снова что-то меняется, надо привыкать опять. Я замер на несколько секунд, изучая новый облик моей ванной. Конечно, это всего на несколько дней. Но, чёрт возьми, это будут чертовски странные несколько дней.
Может, в гостиницу её поселить?
Да ладно, мужик, расслабься.
Я с силой выдохнул и полез под душ.
После напряжённой поездки оказаться опять дома было хорошо. К моменту, когда я наплескался, я успел поверить, что сегодня – суббота, и почти полностью расслабиться. Верба тем временем обжила гостевую комнату и сидела на кухне с блокнотом на изготовку в ожидании чайника.
– А блокнот тебе зачем? Без него чай в горло не польётся?
– Без него я не буду выглядеть всегда готовой к бою, и ты меня выгонишь. Чай будешь?
– Нет, спасибо, попей сама. Значит, задание номер один. Вот тебе компьютер, – я показал пальцем, – там в нём есть Интернет, если поискать. И в нём наверняка есть телефон игренской клиники. Позвони туда и выясни, где этого Клочко можно найти. Если будут задавать дурацкие вопросы, скажи, что по срочному личному делу, предложи оставить свой номер, чтоб он перезвонил. Этот трюк обычно работает.
– Сегодня же суббота? – спросила Верба, оторвавшись от блокнота, где тезисно записывала мои слова. – Там кто-то есть вообще?
– Это больница, они круглосуточно работают. И круглогодично. Там всегда кто-нибудь есть.
– А если я его найду, что дальше делать?
– Скажи, что нам нужно поговорить с ним по поводу тростниковых волков. И спроси, когда и где это можно сделать. Скажешь, что это не телефонный разговор, если что. Я думаю, трудностей не будет.
– И на когда забивать стрелку?
– Любой день, любое время. Более важных дел у нас сейчас нет.
– Ага, поняла.
– Теперь задание номер два. Когда везде дозвонишься и со всеми поговоришь, сходи в банк.
– Ну, банки точно по субботам закрыты.
– Этот открыт. Он здесь, за углом, вот я тебе адрес написал, если заблудишься. Вот тебе деньги… – Я дал ей стопку купюр. – Тебе надо с их помощью пополнить вот этот карточный счёт, я здесь всё написал. Если будут вопросы – звони, мой телефон ты знаешь.
– Сумма пополнения должна совпасть с той суммой, что ты мне дал? – игриво спросила Верба.
– Можешь на большую сумму пополнить.
– А ты сам где будешь?
– Мне надо кое-куда съездить, я потом вернусь, и мы пойдём пообедаем.
Я поднялся, похлопал себя по карманам, проверив, ничего ли я не забыл, и пошёл к выходу.
– Клёст?
– Что?
– А ты мне ключи дашь?
Вот чёрт!
– Да, конечно. – Я залез в комод, достал связку ключей и снял ключ от входной двери. – На, держи. Извини, из головы вылетело. С непривычки.
Дверь открыла мама. Мы обнялись.
– Сыно-ок, – ласково протянула она и начала причитать, сетуя на то, как редко я прихожу к ним в гости. Вот в такие минуты начинаешь жалеть, что не живёшь в другом городе.
– Мам, я на прошлой неделе заходил.
– Не обманывай. Ужасно давно тебя не видела!
Отец сидел на своём обычном месте, в кресле возле окна. На столе перед ним, как обычно, лежал гигантский цветной каталог, раскрытый на рулонах нихрома.
– Привет, привет, – степенно произнёс он и привстал с кресла, чтобы пожать мне руку. – Как твои дела? Как одесситы?
– Идиоты твои одесситы. В плохом смысле этого слова, прости. Я им кучу рекомендаций давал и сначала, и в прошлый приезд – они ничего не слушают. Я думаю, они себе отольют какую-то безумно дорогую болванку, расписанную, как Сикстинская капелла, с глубоким звуком гигантской кастрюли.
Отец грустно развёл руками:
– Что ж, ты не можешь отвечать за решения заказчика. Увы, таков этот хлеб. Ты говоришь, тебе платят на это деньги, но слушать тебя или нет – решают другие люди.
– Моя совесть чиста. Я хорошее заключение им написал.
– Ну, – отец подумал и кивнул головой, – это главное.
– Слушай, пап, у меня к тебе дело. Ты же ещё общаешься с этим… волшебником, который может определить состав сплава по образцу? Можно к нему обратиться с очередной просьбой? Я ещё его терпение не исчерпал?
– А что такое? Что тебе нужно определить?
Я достал из кармана половину жетона и протянул отцу. Он аккуратно взял её, поднёс к свету и присмотрелся.
– Да нечего тут определять, – сказал он и пару раз щёлкнул по жетону ногтем, – обычная латунь.
– Меня смущает блеск. Я хочу знать, чем её легировали, есть ли там какие-то особенности, короче, всё, что он сможет сказать.
Отец покрутил жетон вправо-влево и кивнул головой:
– Ладно, попрошу волшебника.
Он закрыл книгу перед собой и ещё раз внимательно посмотрел на жетон.
– Знаешь что…
– Что?
– Не нравится мне это. Это ведь… как он там называется…
– Это солдатский жетон времён Второй мировой войны, папа. Не переживай, тут всё легально и честно. Меня попросили кое-что выяснить, и всё. Раз уж у меня есть опыт…
– Я бы предпочёл, чтобы у тебя не было этого опыта.
Отец сердито посопел, потом успокоился, встал, обнял меня за плечи, и мы пошли на кухню.
Мама уже накрыла на стол, причём похоже было, что они собираются принимать в гости футбольную команду, которая не ела три дня. С большим трудом мне удалось отбиться и убедить их, что у меня сегодня обед со специально приглашённым коллегой, который очень обидится, если я поем без него. Потом ещё пятнадцать минут ушло на объяснение, что это за коллеги могут быть мною специально приглашены и зачем. И ещё пять минут – чтобы объяснить, почему я не пригласил этого коллегу к ним, ведь они бы с удовольствием накормили нас обоих. Я искренне поблагодарил сам себя за то, что сразу повёл разговор о коллеге в мужском роде и мне не пришлось ещё полчаса объяснять, что это у меня за коллега-женщина.
