В подворотне сумрачно, клубы пара заволакивают ее, и кажется, что это не обычная проходная арка, а вход в какие-то адские подземелья. В воздухе стоит отвратительный запах нечистот — местные алкаши используют эту темную трубу как туалет. Ко всему прочему где-то прорвало канализацию — отсюда и пар, и синеватые лужи под ногами. Бики в своей дутой куртке, собачьей шапке, белых сапогах на толстой подошве, с красной кожаной сумочкой выглядит здесь как пришелец из другого мира.
— Кого ты подставить хотел, падла?
— Артем! — Бики вытягивает вперед руку, как будто сможет меня этим остановить.
— А фотографии? Не покажешь?
— Нет никаких фотографий!
— Да что ты?
— Подожди! Давай спокойно поговорим… — кричит Бики, вжимаясь в стену.
— А я спокоен.
— Она же дура.
— Кто? — делаю вид, что не понял.
— Ну, дура же. Ты же сам ее бросил. Она же тупая совсем.
— Про фотографии объясни.
Слушать не хочу, но выяснить надо. От вони и предстоящего разговора мутит.
— Нет ничего. Я же надул ее. Ну, вот клянусь — нет никаких фотографий. Она пьяная была в сопли, даже сидеть не могла. Я ее только домой отнес и разу ушел.
— Так быстро, что даже сумку забыл?
— Сумку передержать где-то надо было, меня пасли.
— Ах, вот оно что…
— Я же не думал, что она тебя попросит. А ее никто бы не остановил. А фотографии я специально придумал, чтобы она сама принесла. Нет никаких фотографий. Ты за кого меня держишь?
Я вижу его черные, полные страха глаза, трясущиеся щеки, странно подвижные, точно резиновые, пальцы, которыми Бики пытается расстегнуть молнию на куртке. Ненависть, злоба — все проходит.
— Не трогай меня! — визжит Бики. — Я заявление в милицию напишу! Об избиении!
— Ах ты, сука! — злость вспыхивает во мне с новой силой. Я кидаюсь к нему, но не успеваю приблизиться, как Бики падает в грязь, споткнувшись, при попытке увернуться.
— Ч-черт! Ты куртку мне испортил! — визжит он, пытаясь встать.
Я смотрю на измазанную вонючей жижей куртку Бики, на его грязное лицо, искаженное рвотной судорогой. Окажись я на его месте, то предпочел бы, чтобы мне набили морду, чем так.
Но я никогда не буду на его месте. Это абсолютно точно.
С Витьком мы прощаемся возле кафе «Сказка». У витрины толпится детвора, а за стеклом в клетке живая белка самозабвенно крутит свое колесо.
Мой друг с сожалением говорит:
— Зря ты ему не врезал.
Я вспоминаю возящегося в луже Бики и брезгливо дергаю ртом.
— Руки марать не хотелось. Ладно, пока. Мне тут в одно место надо зайти.
Одно место — это Дом Печати. В последние дни я много размышлял о том, что со мной приключилось, и неожиданно вспомнил, как еще до поездки в Москву заходил к «жучку» за Гиляровским. Вспомнил вот почему: в альманахе, предложенном Соломоном Рувимовичем, была схема с рисунками птиц и животных. Возможно в этой схеме скрыты все ответы на вопросы…
Соломон Рувимович, в надетой поверх синего халата черной кацавейке — на улице холодно — в очках, перевязанных изолентой, небритый, всклокоченный, здорово напоминает какого-то чеховского персонажа. У его прилавка никого нет. «Жучок», по обыкновению, читает газету, скорбно тряся головой. Я подхожу, здороваюсь.
— И вам нэ болеть! — серьезно отвечает «жучок» и тут же очень эмоционально произносит, потрясая газетой: — Таки они доэгрались! В Тегэране их захватили в заложники!
— Кого — их? Кто доигрался? — я ничего не понимаю.
— Амэриканцы, кто же еще? — Соломон Рувимович смотрит на меня поверх очков. — Вот, полюбуйтэсь: захвачены шестьдесят три дипломата и трое гражданских лиц. Ох, помяните мое слово — эти иранцы еще станут для США большой головной болью. А в сосэднем Афганистане умэр Тараки…
Мне нет дела ни до Ирана, ни до Афганистана. Подумаешь, какие-то страны на юге от Союза. Меня волнует совсем другое, и я решительно перебиваю «жучка»:
— Соломон Рувимович! Помните, вы летом предлагали мне книгу эзотерический альманах…
— Ти-хо! — делает страшные глаза «жучок». — Что вы кричитэ? Идитэ сюда, вот где двэрь. Говорите тише, умоляю! Мнэ еще не надоэла моя работа. Что вы хотитэ?
— Альманах, Соломон Рувимович.
— Увы, продан.
— Когда, кому?
— Один крайне стра-а-анный молодой чэловек дал мнэ — вы представляетэ? — очень хорошую цэну. Конэчно, я нэ стал ломаться. Оно мнэ надо?
— Значит, книги нет? — на всякий случай уточняю я.
— Почему нет? Есть. Только другая. Но тожэ хорошое изданиэ, по эзотерической тематикэ. Блаватская. «Тайная доктрина». Жэлаете посмотрэть?
— Нет, не желаю.
Я прощаюсь. Блаватская мне не нужна. Альманах продан. Еще одна неудача. Похоже, в последнее время моя жизнь состоит из одних неудач…
Звонок в дверь. Открываю — мать пришла с работы.
— Привет, сынок. В гастрономе кур выкинули, бойлерных…
— Бройлерных, — машинально поправляю ее.
— Вот-вот. Фарида-апа нам взяла, сейчас надо деньги отдать. Говорят, эту курицу запекать хорошо. Всего час в духовке — и мягкая получается. Сделать на бутылке, по бабушкиному рецепту?
Я пожимаю плечами.
— Как хочешь…
— Ты чего такой? — мать вешает свою мутоновую шубу на крючок, подходит ко мне. — Что-то случилось? С Надей поссорился? В университете неприятности?
— Да нет, мам, все нормально. Устал просто…
— Ох! А с глазами что?
— Закапал.
— Чем? Болят?
— Маратыч капли дал, для меткости. Так надо, мам. Спортивные капли, одобрены Минздравом.
Я поскорее ухожу от расспросов в свою комнату. Мать, если возьмется выспрашивать, обязательно доберется до сути. Такой у нее характер, скрупулезный и основательный. В институте ее за это ценят, а вот мне, особенно в подростковом возрасте, порой приходилось туго.
Мать в комнате включает телевизор. Показывают «Что? Где? Когда?». Мы с матерью обычно всегда смотрим эту передачу. Сегодня за команду знатоков играет молодой физик Александр Бялко, мужик умный и сообразительный. В другое время я бы бросил все дела и расположился перед телевизором, но сейчас нет никакого желания следить за вопросами телезрителей и ответами знатоков.
В прихожей снова звонок. Я бросаю взгляд на часы. Кого это принесло так поздно? Что-то в последнее время зачастили к нам поздние визитеры, и всякий раз это оказывается связано с какими-нибудь неприятностями.
Иду к двери, но она распахивается перед самым моим носом. Вижу круглые от ужаса глаза матери, полные слез. Она протягивает мне серый листок бумаги. В глаза сразу бросается текст в левом верхнем углу: «СССР. Управление Комитета Государственной безопасности при Совете министров СССР по ТАССР. 12 октября 1979 года, город Казань».
