Одно из самых красивых лиц, которые я когда-либо видел. Я откинулся в кресле, наблюдая за ним, так или иначе вынужденный слушать его слова. «… И я верю, что мы потеряли нечто большее, чем просто наше человеческое естество, — говорил он, — когда мы покинули родной мир ради звезд. В глазах Господа мы потеряли понимание своей уникальности. Теперь командиры олицетворяют для нас небеса, где предусмотрены все наши физические потребности, наша жизнь распланирована от рождения до самой смерти. Нам так уютно. И слишком легко теперь забыть, что существует высший замысел, который ведет нас к процветанию и успеху там, где другие существа потерпели крах…».
— Выскочка, — пробурчал я с отвращением. Религиозный аферист, подставной зазывала, работающий, вероятно, на какую-нибудь корпорацию. Священная война. Я хотел было переключить канал, но вместо этого продолжал слушать; мне нравилось вовсе не его выступление, а он сам, и я ничего не мог с этим поделать. Меня завораживала не внешность его, но какая-то внутренняя сила — убежденность, горячность, искренность, с которыми он призывал людей присоединиться к нему, «почувствовать, глядя в лица прохожих, кровную связь — родство по роду человеческому…»
Можно изменить свою внешность, и, скорее всего, он это сделал. Но обаяние подделать невозможно. С ним нужно родиться. Заколдованный, я не сводил с оратора глаз и даже почувствовал легкий укол зависти.
— Мез Кот. — Голос Джордан заставил меня подскочить в кресле. — Чем вы занимаетесь? — спросила она, разглядывая мерцающее в воздухе изображение.
— Ничем. — Я выключил экран.
— Соджонер Страйгер, — сказала Джордан. — Я никак не ожидала, что он придется вам по вкусу.
— Почему? Он что, ваш друг?
Джордан поморщилась.
— Страйгер — лидер Движения Возрождения и исключительно активный проводник гуманистических идей.
— Один из них, — ввернул я.
— Идемте со мной, — сказала Джордан, проигнорировав мое замечание.
В соседнем офисе она познакомила меня с остальным персоналом Элнер. Они покивали головами, бормоча приветствия и посматривая на меня с сомнением. Интересно, каков был предыдущий помощник Элнер. Уж наверняка не такой, как я.
Работа, порученная мне Джордан, оказалась скучной, но я ее выполнил. Наконец Элнер отправилась на Конгресс. Мы с Джордан сопроводили ее до просмотровой галереи: дальше помощников не пускали. Зал Конгресса имел типичный для публичных мест вид: длинный и высокий, с древней эмблемой Федерации: сияющее солнце, окруженное девятью мирами. Многие командиры ненавидели эту эмблему, и даже само название «Федерация» вызывало у них отвращение, поскольку предполагало централизованное управление. Но такова была традиция, и командирам пришлось примириться с этим, как они примирились с уставом, разрешающим ФТУ проводить независимую политику.
U-образные ряды кресел, способные вместить тысячу представителей корпораций, смотрели в середину зала, на места Совета Безопасности. Мой мозг заработал снова, что еще больше усилило иллюзию личного присутствия членов Конгресса, беспокойно ерзающих в своих креслах. Если у вас в ухе спрятался аудиожучок, вы могли слышать все происходящее внизу: аргументы, жалобы, обвинения и контробвинения, выливающиеся в бесконечную войну за природные ресурсы, за власть. Сегодня они как раз пытались урегулировать такой конфликт. Информация, которую я получил в офисе Элнер утром, имела к Конгрессу прямое отношение.
Голосовали только синдикаты. Совет Безопасности ФТУ выступал посредником, но ничего не предлагал… по крайней мере, нам так казалось. Они даже не присутствовали здесь во плоти. Сначала я сомневался: через такое количество бормочущих мозгов трудно пробиться сразу. Но, наведя резкость, я понял: не члены Совета, а их проекции, голограммы, призраки заполняли ряд.
— Почему их нет? — спросил я Джордан.
— О чем вы говорите?
— Совет Безопасности. Это голограммы, а не реальные люди.
Джордан испуганно посмотрела на меня. Она чуть не спросила, как я это узнал, но вовремя прикусила язык, догадавшись сама.
— Из соображений безопасности.
— Поэтому он и называется Советом Безопасности? — поинтересовался я, и в ту же секунду понял, что лучше бы мне не выпендриваться. Нет, не поэтому.
— Нет, не поэтому. Избавьте меня от ваших острот. — Джордан отвернулась.
Я снова принялся разглядывать зал. Жуткое зрелище: если вы не подсоединены к линии аудиосвязи, то вам кажется, что внизу ничего не происходит. В зале царило абсолютное безмолвие. Все обсуждения и дискуссии шли на субвокалическом уровне или в других формах, обеспечивающих секретность. Мы, простые смертные, навряд ли когда-нибудь узнаем, что же происходит здесь на самом деле.
Джордан показала на Элнер, которая неподвижна сидела в среднем ряду, дожидаясь, когда можно будет проголосовать. Выбор она уже сделала. Интересно, все ли «нейтральные» партии вынуждены были, как и Элнер, определиться с голосованием заранее, под давлением более сильных партнеров? Я вспомнил, что Элнер рассказывала о командирах, и, когда на ручке моего кресла стали выскакивать результаты голосования призраков, ощущение значительности происходящего исчезло. Возможно, она права — сотни окружающих ее людей были лишь безвольными кусками мяса, и командиры определяли сейчас их судьбу. Тогда и один голос имел значение, по крайней мере для Центавра… Я обнаружил Дэрика Та Минга в первом ряду. Чем ближе к центру зала, тем комфортабельнее были кресла. Все представители корпораций имели равное право голоса, но, как гласила поговорка Старой Земли: что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку…
Места Совета Безопасности возвышались над остальными рядами независимо и презрительно. Совет Безопасности устанавливал для ФТУ правила, играл в свои собственные игры, часто вопреки желанию части Конгресса. Конгресс мог провалить на выборах Совет Безопасности, но для этого потребовалось бы большинство в две трети голосов; а поскольку синдикаты вечно были заняты — душили друг друга, то затея с объединением, пусть даже и временным, не нашла бы поддержки. Единодушие для командиров — все равно, что чучело для ворон… Совет — мозг ФТУ, и Элнер — кандидат на вакансию в Совете. Мне стало интересно, насколько лучше Элнер себя чувствовала бы в Совете, чем на теперешней своей должности. Возможно, что и лучше.
Голосование прошло. Я продолжал наблюдать за подсчетом голосов, прокручивая в уме информацию, проглоченную утром.
— Кто выиграл? — спросил я, так как цифры ничего мне не говорили: я не знал, за что голосовал Конгресс.
— Неважно, — пробормотала, вставая, Джордан.
