— Не приходи к нам, о Аполлион, в Час твоего Затмения!
Кентавры остановились; в нескольких десятках метрах от нас вздымались к небу золотистые стены домов. Я огляделся, ища Цирцею, и увидел ее: она уже не ехала на кентавре, а шла пешком. Уверенными шагами направлялась она к городу.
Я хотел спрыгнуть, но могучая рука остановила меня.
— Подожди, — хрипло сказал кентавр голосом дикого зверя. — Подожди.
— Цирцея! — позвал я.
Она не оглянулась, и внезапно я понял, что она собирается делать. Только мощь Гекаты могла теперь открыть нам Гелиополис, а эта старая жрица не могла призвать богиню и сохранить при этом жизнь.
Стало темно. Кентавры забеспокоились, голоса их смолкли. Я видел лишь белую тень, постепенно удалявшуюся во мрак; вокруг головы в Маске мерцало зеленоватое свечение.
Из погруженного во тьму Гелиополиса непрерывно кричал рог Панира. Потом он замолк, и слышны стали только слова бесконечной песни:
«Отверни свое темное лицо от Гелиополиса,
О, мрачный Аполлион!»
Белая фигура Цирцеи взметнула руки вверх, и в тишине на плач, доносящийся из храма, наложился чужой, пронзительный звук. Он становился все выше и выше, пока не перешел предел слышимости. Это был звук, которого не могло издать горло смертного, но я знал, откуда он шел — из нечеловеческого горла Цирцеи, из ее красных губ.
Этот звук рвал нервы и расщеплял кости — это был голос не человека, а самой Гекаты!
Золотые стены во мраке внезапно задрожали той дрожью, которую я ощущал в своих костях. И с каждой секундой она становилась все резче.
Стрела темной молнии пронзила золото, и на стене Гелиополиса появилась черта. Еще одна черная молния легла поперек первой, потом еще одна. Высокие стены города Аполлиона дрожали, разваливаясь, а голос продолжал терзать воздух пронзительным звуком. От земли до самого верха стены, казалось, ползла толстая черная змея, потом прокатился подземный гром. На ультразвуковой писк наложился сильный звук глубокого вздоха. Вибрация, подумал я. Никакое не колдовство, а просто вибрация. Она может разбивать стаканы или ломать мосты, если подобрать нужную частоту. Как трубы Иерихона!
С ужасным грохотом стена рухнула, в воздух взметнулись клубы золотистой пыли.
Один из кентавров бросился вперед и на полном галопе подхватил жрицу с земли. Она неподвижно лежала на его руках; черные локоны Маски развевались на ветру.
Грохот постепенно прекращался, переходя в затихающее ворчание, напоминавшее ленивые раскаты грома.
Кентавры помчались к стене, переставшей быть преградой. Разрушенная от основания до вершины, она открыла нам широкий проход в золотой город.
Сквозь пролом в стене нас звал рог Панира. Дикой, разъяренной волной бросились мы к городу и ворвались на улицу, наполненную причитающей толпой. Однако тела этих людей не могли остановить убийственных копыт кентавров. Я заметил блеклые огоньки золотых доспехов. Во всю ширину улицы к нам сомкнутым строем шагали солдаты Гелиополиса, надвигались фаланга за фалангой. Эта люди были очень дисциплинированы, но какие доспехи могли устоять против копыт кентавров?
Непрерывно опускались сучковатые дубины, серпы кентавров собирали свой кровавый урожай. Большие мечи молотили, как огромный цепы, а кентавры бились еще и по-лошадиному: становились на дыбы и лягались, разбивая доспехи и шлемы.
Мы продвигались не без потерь. Золотые мечи тоже наносили удары, и нередко я слышал дикие вскрики кентавров, падающих среди полудюжины солдат, но продолжающих отчаянно драться, пока мечи Гелиополиса не наносили последний удар.
Мой кентавр тоже сражался, а на его спине сражался и я, ослепленный, задыхающийся, не видящий ничего, кроме очередного лица в шлеме, которое нужно было рубануть, очередного солдата, который валился с ног, и человека за его спиной, занимавшего место в строю.
Наконец мы оказались на ступенях храма, неудержимо напирая на золотые ряды, преграждавшие нам дорогу. Но теперь это была битва в темноте только мерцающий кружок солнечной короны остался от сияющего диска.
Мы были внутри ворот и штурмовали высокую лестницу, ведущую к башне, когда я заметил бородатое лицо Панира, смотревшее на нас из-за выступа на стене. Я окликнул его, а он поднял свой рог в знак того, что узнал меня.
— Сюда! — крикнул он, едва слышно в этом грохоте. — Сюда, ко мне!
Мой кентавр услышал его, я почувствовал, как мощное тело напрягает мускулы, и мы буквально полетели вверх по лестнице сквозь неожиданно расступившиеся перед окровавленным мечом кентавра ряды защитников в золотых кольчугах. Я с его спины занимался теми, кого он пропускал. Панир маячил рукой, указывая на основание выступа, где стоял.
— Здесь, внизу есть проход! — закричал он. — Хорошо охраняемый, но если вы сумеете пройти, мы встретимся внутри. О Зевс, что за битва! — Он улыбнулся, скаля зубы, и исчез.
Мне незачем было подгонять моего кентавра. Следуя изгибу стены, мы вдруг оказались перед зарешеченным проходом, в глубине которого сверкали золотые кольчуги защитников. Мой кентавр рассмеялся — это больше напоминало ржание — и встал на дыбы. Я прижался к его потной человеческой спине и ощутил сильный удар, потрясший нас обоих, когда передние копыта врезались в решетку.
Она прогнулась, а кентавр отскочил назад, опустился на все четыре ноги и вновь поднялся на дыбы. Я услышал очередной взрыв его нечеловеческого смеха, ощутил еще более сильный удар, и решетка перед, нами была выломана.
Прежде чем я успел спешиться, четверо людей лежали на полу, умирая, а копыта и меч кентавра омылись свежей кровью. Он смеялся как безумный; истерия и дикость смешивались друг с другом в ужасном дуэте.
Вдруг застучали копыта Панира, он появился в глубине коридора и позвал нас. Кентавр проревел что-то на нечеловеческом языке, Панир ответил ему, нервно смеясь и тяжело дыша, и снова поманил за собой.
Трижды натыкались мы на охранников, и каждый раз торжествовал мой меч и страшный арсенал кентавра. Сам Панир не принимал участия в схватках. Он стоял сбоку, смотрел и ждал, пока мы пожнем свой кровавый урожай. Потом мы снова шли вперед.
Так мы и добрались до сада, в котором Пифон охранял Золотое Руно, принадлежавшее Аполлиону.
Времени хватило лишь на один быстрый взгляд сквозь жалюзи, закрывавшие доступ в сад, ибо из коридора за нашими спинами доносилось эхо быстрых шагов, твердых и решительных, лязг доспехов и оружия. Вдали слышны были звуки битвы вокруг храма и поднимавшееся над воем монотонное причитание дьявольской песни. Казалось, темнота вокруг становится все более густой.
