Это было мягко сказано, если вспомнить ядовитую критику, обрушившуюся на Монреальскую конференцию. Около десятка стран и многие города отказались провести ее у себя, ссылаясь на то, что их ресурсы распланированы на годы вперед. Монреаль же, доходы которого упали из-за вечной угрозы сепаратизма, ухватился за эту возможность.
– Я не раз слышала и читала о том, – продолжала Виктория, – что Монреальская конференция была упражнением в абсурде и продемонстрировала маниакальную самонадеянность наших правительств. В конце концов, что удерживает нас в рамках государственности здесь, на корабле? Бюрократия, правоохранительные службы, налоги, тюрьмы, штрафы, система социального принуждения – все это осталось позади. И никакое соглашение, подписанное земными правительствами, над нами не властно, потому что мы вышли из-под их юрисдикции. Мы сами должны решить, считать ли нам себя гражданами какой-то земной страны, земного шара в целом или просто гражданами вселенной. Кстати, в период между опубликованием соглашения и нашим отлетом произошло весьма значительное – а для меня, как для одного из авторов соглашения, также трогательное – событие. Люди, решившие отправиться с пришельцами, начали подписывать соглашение от своего имени – на бумаге или через Интернет, в оригинальной редакции или в переводах на все языки мира. Подписывались даже граждане тех стран, правительства которых отказались участвовать в конференции. Всего подписалось двадцать три тысячи человек. Разумеется, – Виктория слегка усмехнулась, – среди них было энное количество Люков Скайуокеров и Джеймсов Ти-Керков. Но каждый, кому приходилось собирать подписи под петициями, знает, что Элвис жив и подписывает их.
В зале раздались смешки, и Виктория довольно улыбнулась.
– А поскольку во всем этом приключении было немало донкихотства, мы привыкли жить под градом насмешек. Насмешки не умаляют нашей храбрости и благородства наших стремлений.
Темноволосая женщина лет тридцати, сидевшая рядом с Софи, вытянула ноги и хмыкнула. Она была стройна, как фотомодель, с ярким, выразительным лицом и тоненькой, как папиросная бумага, кожей, которая собиралась в мелкие морщинки при любом движении широкого подвижного рта. Когда она закинула ногу на ногу, ее кожаная мини-юбка задралась, обнажив стройные бедра. Женщина лениво поправила ее, обдав ледяным взглядом зевак. На руке у нее было массивное серебряное кольцо – череп с зелеными глазами. Потом женщина отвернулась и прошептала что-то одному из ближайших спутников, худощавому бритоголовому мужчине в очках с золотой оправой и толстенными линзами, с рядом золотых гвоздиков в ухе. Он ответил ей на удивление хорошо поставленным голосом – голосом певца, подумала Софи. Когда она встретилась с ним глазами, он ласково посмотрел на нее и только что не улыбнулся. У Софи невольно мелькнула мысль, надолго ли ему хватит лезвий. Многие из ранее гладко выбритых мужчин в лагере уже начали обрастать колючими бородками.
– Одно из наших общих стремлений – достичь гармонии в отношениях друг с другом, то есть со всем человечеством, и с нашими инопланетными хозяевами. А поскольку нас никто здесь не встретил – хотя в каком-то смысле нас встретили очень гостеприимно, ибо мы чувствуем себя комфортно и ни в чем не испытываем нужды, – я полагаю, нам нужно продолжать процесс, начатый в Монреале, и создать такое правительство и законодательство, которые отвечали бы нашим общим целям, несмотря на наше различное происхождение. Поэтому я призываю всех здесь присутствующих, а также всех находящихся на корабле, подписать Монреальское соглашение в индивидуальном порядке, чтобы у нас появилась какая-то общая правовая основа. И, что еще более важно, я призываю всех присутствующих, а также всех, кто находится на борту, принять участие в процессе развития системы управления и законотворчества, основанных на этом соглашении, которое мы дополним так, как подскажет нам время и наш собственный опыт. Те из нас, кто подписал соглашение, сделали это в исключительных обстоятельствах, поскольку нам не хватало тогда ни времени, ни информации. Поэтому документ получился не таким, каким мы написали бы его сейчас – и безусловно не таким, каким мы сможем написать его через день, или десять дней, или сто дней. Мы оказались в привилегированных условиях. Все наши основные телесные нужды удовлетворяются без труда, поэтому у нас появилась возможность – по крайней мере у тех, кто любит работать, – пересмотреть и дополнить Монреальское соглашение. Полагаю, таким образом человечество предстанет в лучшем свете в глазах межпланетного сообщества, к которому мы хотим присоединиться. Благодарю за внимание, – сказала под конец она и, отвесив легкий изящный поклон, сделала шаг назад.
– О Господи! – протянула женщина, сидевшая рядом с дамой с кольцом в виде черепа. Софи узнала ее. Именно с этой высокой светловолосой женщиной Арпад так яростно скандалил в их первое утро. – Пойдем, Эйлиш! Сколько можно слушать эту тягомотину?
– Погоди, – лениво улыбнулась ей Эйлиш. – Я хочу кое-что сказать, когда настанет время.
В передних рядах встал какой-то мужчина:
– А если мы не хотим подписываться – что тогда?
– Почему не хотите? – с искренним интересом спросила Виктория. – Какие у вас возражения?
– Я не говорил, что у меня есть возражения, мэм, – ответил мужчина, сложив перед грудью ладони. – Я просто спросил, что будет, если кто-то не захочет подписываться.
– У нас здесь есть американцы, иранцы, ливийцы, шииты и сунниты, – ответил вместо Виктории Арпад, – сербы и хорваты, израильтяне и арабы, то есть исконные враги, живущие как соседи. Я с моими единомышленниками всю жизнь работал, пытаясь исцелить тела и души людей, ставших жертвами тех, кто провозглашает “независимость, свободу и национальный суверенитет” – и прикрывается этими благородными словами, чтобы вершить свои грязные и кровопролитные дела. Я не верю людям, которые не признают закона, так что если вы хотите жить без закона, сэр, идите куда-нибудь в другое место.
– И кто же провозгласил тебя Богом? – раздался откуда-то из публики голос.
Эйлиш что-то пробурчала себе под нос. Третья женщина из ее компании равнодушно подняла голову, поразив Софи внезапно открывшимся сходством. Она была похожа на Эйлиш как сестра, только вместо блестящего узла волос у нее была короткая стрижка. На Эйлиш был прямой свободный пиджак, жилет и мини-юбка, а на ее сестре – длинный черный пиджак и длинная юбка, в которую она, как в одеяло, завернула поджатые под себя ноги так, что не было видно ни лодыжек, ни туфель. Эйлиш, привыкшая повелевать, смотрела вокруг надменным взглядом, в то время как ее сестра сидела, скрестив по-турецки ноги, положив на колени руки и опустив глаза.
