Что же касается очаровательной Елены, дивной Елены, Прекрасной Елены, то даже самые подозрительные пращуровцы не смогли заподозрить ее в причастности к тайным или явным злокозненным организациям. Они смотрели на нее и, простите, балдели. И было от чего. Как хороша была она, как изысканна в выражениях! Елена тоже день ото дня совершенствовала свой русский язык, однако впитывала в себя слова и выражения только чистые, благородные; самому взыскательному редактору в олову бы не пришло поправить хоть что-нибудь в ее безукоризненных строфах. И семечек она в рот не брала.
Елена старалась попасть на работу в дневную смену, чтобы почаще бывать у Великих Прудов, на свежем воздухе. Ее личико слегка загорело - и, надо признаться, загар ей шел не меньше, чем томная бледность. Конечно, руководителям работ не очень-то нравилось, что рабочая сила, побросав лопаты и носилки, толпится вокруг насеста. Но, признаться, особой нужды в высоких темпах уже не было: грунта вынули вон сколько, пруды углубили, а куда копать дальше - к Амуру или к Миссисипи,- указаний не поступало. Да и поклонники, наглядевшись и наслушавшись, начали постепенно расходиться, потому что Елена была равно мила со всеми и никому не выказывала предпочтения. А в наш скоростной век на долгие ухаживания времени нету, и на короткие-то не всегда хватает.
Вскоре у насеста Елены остались два самых верных ее поклонника Климентий и Вячеслав.
Линии их поведения разнились заметно. Климентий, истинный сын своего выдающегося отца, был храбр в словах и активен в действиях. Он говорил рискованные комплименты, делал недвусмысленные намеки и несколько раз пытался погладить нежные перья и то, что над перьями, за что, впрочем, немедленно получал увесистые шлепки крылом. Елена при этом не переставала кокетливо улыбаться, демонстрируя таким образом высокое профессиональное мастерство, но в то же время со всей определенностью давала понять, что руки распускать не позволит. Гордая была девушка, хотя родом из небогатых мест, что между Сциллой и Харибдой.
Вячеслав, напротив, был застенчив и робок. Нам было мучительно видеть, как он тает на глазах от неразделенной любви, и мы, вспоминая собственные юные годы, скромный опыт тех далеких и незабываемых лет, несколько раз порывались дать Вячеславу совет - набраться храбрости и, к примеру, в один прекрасный день обнять свою избранницу за плечи, не нахально как-нибудь, не облапить, что присуще скорее Климентию, а бережно заключить в объятия. Однако, поразмыслив, воздержались, ибо каждый должен ковать свое счастье самостоятельно, без подсказок.
Должно быть, на родине Елены, в Сцилло-Харибдском регионе, хватает своих, местных нахалов, охочих распускать руки, а таких, как Вячеслав, раз-два и обчелся. Оттого в его присутствии Елена становилась серьезной и задумчивой и бросала на Вячеслава долгие взгляды из-под своих средиземноморских ресниц. Заметив это, ходок Климентий взъярился и стал искать ссоры с соперником.
Как-то вечером, незадолго до отбоя, Климентий и Вячеслав сшивались возле Еленина насеста. Рабочий день у Елены закончился, за ней уже приехала из профилактория машина, но юная сирена отчего-то медлила и задумчиво покачивалась на жердочке, напевая вполголоса что-то печальное на своем языке. Вдруг ни с того ни с сего она взъерошилась, резким движением выдернула большое перо из крыла и швырнула наземь.
- Вот что, мальчики,- сказала она раздраженно.- Не надоело вам тут кружить? Ни к чему все это. Прощайте. Бай-бай. Чао.
С этими словами Елена перепорхнула в кузов грузовика и уехала не оглядываясь. Едва за машиной закрылись ворота зоны, как Климентий и Вячеслав бросились к перу, лежавшему на вытоптанной земле, и стали ожесточенно за него сражаться. Наше неискушенное в спортивной тематике перо вряд ли даст представление об этой схватке, тут требуется настоящий, большой талант специального корреспондента газеты "Советский спорт". В калейдоскопе атак и защит мелькали приемы классической и вольной борьбы, дзюдо и каратэ, таиландского бокса и перуанской икувале, сенегальской комбу-гомбу и маорийской тнтву, эскимосской ыканарети и древнегреческой борьбы на перевязях. Климентий поначалу теснил соперника - благодаря лечебному питанию в отчем доме он был крепче и тяжелее, однако Вячеслав не уступал без боя ни пяди земли на подступах к перу. Вскоре выяснилось, что он подвижнее соперника и что несколько тяжеловесный Климентий запаздывает в постановке блоков катаки-цуки в ответ на резкие тао-дзу Вячеслава.
Зрители обступили бойцов и ждали исхода поединка. Вячеслав только что провел серию резких тык-рубалов из тайного арсенала древней полинезийской мапуамапубу, которая в последние годы была особенно популярна в добровольной народной дружине города Н. (Вячеслав регулярно выходил на дежурства, хотя и без всякой к тому охоты, Климентий же взял освобождение по состоянию здоровья с диагнозом "вегетодистония".) Не поспевая за соперником, а может быть, из-за этой самой вегетодистонии, Климентий разорвал дистанцию и, угрюмо отдуваясь, готовился прямолинейно, как бык на корриде, броситься на ненавистного врага. И в этот момент Вячеслав неожиданно для всех в прыжке распластался на земле, дотянулся пальцами до заветного пера и крепко зажал его в левой ладони. Климентий уже мчался на него, набирая скорость, но Вячеслав сгруппировался, сделал кувырок и твердо встал в классическую кхмерскую стойку сувонг. С диким криком: "Ну, погоди, козел вонючий!" - Климентий сделал выпад, но промахнулся и оказался спиной к неприятелю. Зрители затаили дыханье.
Выждав, когда противник повернется к нему лицом, Вячеслав разжал левую руку, бросил взгляд на перо своей избранницы и с протяжным, нарастающим по мощи победным криком "гла-анц!" выбросил раскрытую ладонь правой руки в сторону Климентия.
Климентий рухнул наземь.
Среди зрителей, которые следили за поединком, были, конечно, сотрудники охраны общественного порядка в зоне сосредоточения трудовых ресурсов. Отчего же они не вмешивались в ход поединка? Оттого, что были уверены в конечной победе Климентия. Зная крутой нрав товарищей Н., как отца, так и сына, а также их боевой дух, они не сомневались в исходе схватки. И напрасно. Все, без исключения все, надо подвергать сомнению, кроме, быть может, самого главного, что сомнению не подлежит.
Сотрудники подняли Климентия, отряхнули пыль с джинсов и для видимости придерживали его, пока он, всхлипывая, кричал: "Отдай перо, не то хуже будет!" - и действительно, Вячеславу стало хуже, поскольку человек десять из охраны, мешая друг другу, навалились на него, потащили к коттеджу и затолкали в тамбур. Там он и лежал, обессиленный, пока о него не споткнулась ходившая с чайником по воду Клавдия Михайловна.
