Я не находил слов. Мне хотелось встать и поклониться этому старику. Какое самопожертвование и какое спокойствие!
— Но послушайте, Клобор, вы подумали о том, что… когда солнечные протуберанцы достигнут Марса… Да, это произойдет быстро, но последние минуты будут ужасны!
Он улыбнулся и вынул из кармана розовый флакончик.
— Я все предвидел. У меня есть бринн.
Я умолк — бринн убивал молниеносно.
— Мы теряем время, Орк! Свяжите меня с вашими физиками.
Все ждали начала катаклизма. В целях безопасности последние этажи последних городов были эвакуированы, герметические двери между этажами заперты. На поверхности во мраке, прорезаемом только лучами прожекторов, специальные машины-автоматы засасывали снег и отвердевший воздух и засыпали этой смесью города, чтобы надежно спрятать их под гигантскими сугробами. Теперь мы знали, что успеем избежать катастрофы, но нам хотелось по возможности сохранить наземные сооружения.
За несколько часов до взрыва ко мне пришел Кельбик с последними результатами. Он был так же озабочен, как и я, но в то же время сиял: его расчеты были проверены и подтвердились с точностью до двадцатой цифры после запятой! Все солнечные пятна исчезли, и солнце уже начинало пульсировать, сжимаясь и расширяясь во все более учащающемся ритме. Вместе с Кельбиком мы направились в контрольный зал.
Здесь собралось всего семьдесят семь человек. Множество телевизионных экранов было установлено по всем городам, но только мы получили привилегию непосредственно принимать все передачи восемнадцати релейных станций, оставленных между нами и Солнцем. Эти передачи на волнах Хэка записывались и одновременно проецировались на восемнадцать отдельных экранов. Первая релейная станция на спутнике, обращавшемся примерно в тридцати миллионах километров от Солнца, вторая — на Меркурии, где еще работала автоматическая обсерватория Эрукои. Третья станция осталась на бывшей орбите Венеры. Четвертая — на бывшей орбите Земли, пятая стояла на поверхности Марса. Остальные равномерно распределялись между Марсом и Землей, продолжавшей свой бег.
Я сидел между Хани и Кельбиком, положив руки на пульт управления геокосмосами, которые работали почти на полную мощность. Теперь с каждой секундой мы удалялись от Солнца на две тысячи километров. Если наши расчеты были правильны, огненная волна уже не могла нас догнать. Однако оставалась опасность радиации.
На восемнадцати экранах как бы с разного расстояния мы видели лик Солнца. Лик грозный и гневный, косматый от протуберанцев, в пятнах такой невыносимой яркости, что глазам было больно, несмотря на светофильтры. Особая настройка позволяла менять увеличение или рассматривать солнечную поверхность в различных полосах спектра, соответствующих тем или иным элементам. Три тысячи регистрирующих автоматов на центральной обсерватории должны были сохранить все записи и снимки для последующего анализа — если только мы не ошиблись, если только Земля не погибнет…
Хани нарушил молчание:
— По расчетам Орка и Кельбика, катаклизм должен начаться огромным протуберанцем в экваториальной зоне. Перед этим на Солнце снова появятся пятна…
Мы долго сидели, не произнося ни слова.
На экранах перед нами пылали изображения Солнца.
Властитель машин склонился ко мне:
— Орк, только что я получил сообщение из лаборатории космической физики. Они проанализировали планы марсианского звездолета, переданные Клобором. Наши физики клянутся, что за несколько лет сумеют воссоздать марсианский двигатель. Тем более, что последний космолет с Марса доставил некоторые детали…
«Клобор! — подумал я. Пора!..»
Вызвав центральную станцию, я приказал:
— Свяжите меня с Эрикобором на Марсе!..
Несколько минут спустя справа от меня осветился маленький экран. Клобор стоял ко мне спиной, вглядываясь в свой собственный экран, на котором нестерпимо сверкало Солнце. Возле него на столике стоял флакон с розовой жидкостью, бринном. Я быстро посовещался с Хани и Хэлином.
— Ретранслируйте эту сцену на все экраны обеих планет! — приказал я. — Пусть у Клобора будет свой час славы. Он его заслужил! Затем я склонился к микрофону и позвал:
— Клобор! Клобор! Говорит Совет!
Там на Марсе седой старик вздрогнул, оторвался от захватывающего и жуткого зрелища и нажал кнопку видеоскопа. Перед ним появилось изображение контрольного зала. Он улыбнулся.
— Спасибо, Орк, что не забыли меня. Грустно было бы умирать одному.
— Клобор, от имени всех людей — спасибо! Благодаря вам мы сможем когда-нибудь отправиться к звездам, не увлекая за собой всю Землю. Ваше имя будет жить вечно, пока существуют люди!
Старый археолог усмехнулся.
— Я предпочел бы, чтобы мое имя жило в моих научных трудах, а не благодаря случайной находке. Но что делать? Приходится принимать славу, как она есть. Однако не занимайтесь мной, у вас есть дела поважнее. Когда приблизится последняя минута, я позову…
Я перевел взгляд на астрономические экраны. На солнечном диске близ экватора отчетливо выделилась более темная зона с рваными, вихрящимися краями.
— Все идет, как мы предвидели, — проговорил Хани спокойным, даже слишком спокойным голосом. — Теперь взрыва ждать недолго…
Однако прошел целый час, а ничего нового не происходило. Солнце неторопливо вращалось. Затем его медленно пульсирующий диск исказился. Сбоку появился гигантский протуберанец, взлетевший, наверное, на миллионы километров.
Хани прильнул к объективу спектроскопического анализатора.
— Реакция Орка-Кельбика началась! Через несколько секунд…
Закончить он не успел. Несмотря на почти мгновенную настройку светофильтров, мы все были почти ослеплены нестерпимо яркой вспышкой в самом центре Солнца. Когда способность видеть вернулась к нам, весь диск был окутан фантастическими фиолетовыми протуберанцами. В течение одной-двух минут Солнце раздувалось, теряло шарообразную форму, словно распадалось на части. Затем последовал сам взрыв. Кипящее огненное море заполнило весь экран ретранслятора № 1, и он прекратил передачу разнесенный, на атомы.
— Теперь остается только ждать, — пробормотал Хани.
Чудовищный световой поток устремился за нами вдогонку. Однако телескоп на вершине центральной обсерватории все еще показывал нам Солнце как сверкающую звезду. Ретранслятор № 2 перестал работать еще до того, как раскаленные газы достигли его, расплавленный радиацией. Последнее изображение с Меркурия показало людям Теневые горы, резко выделяющиеся на фоне неба, охваченного пламенем. Даже с Марса Солнце казалось теперь крупнее и ярче, чем некогда с обсерватории Эрукои. Несколько минут спустя нас вызвал Клобор.
