Я пожал плечами.
– Да никто.
– Майк – это лучший друг Мануэля. И великий спец насчет подсчета шансов.
– Букмекер, что ли? Драгоценнейшая, если мы подключим четвертого, мы нарушим принцип ячейки.
– С какой это стати? – ответила Ваечка. – Майк может быть членом подъячейки Мануэля.
– Хммм. Справедливо. Возражение снимается. Он надежный мужик? Вы за него ручаетесь? Или ты ручаешься, Мануэль?
– Хохмач он. Бесчестный, несовершеннолетний, всю дорогу хохмач, который не интересуется политикой.
– Манни, я Майку так и передам. Профессор, ничего подобного. Майк нам нужен в первую очередь. Если на то пошло, ему бы нашим председателем быть, а нам троим – его подъячейкой. Исполкомом.
– Ваечка, ты чего-то не того нюхнула.
– Со мной всё окей, это ты набрался, а не я. Ты думай головой, Манни. Подключи воображение.
– Должен признаться, – сказал проф, – что нахожу эти противоречивые высказывания весьма противоречивыми.
– Ну, Манни же!
– Вот же ё-моё!
Короче, мы выложили профу между нами всю подноготную про Майка: и про то, как он прорезался, и про то, как имечко заполучил, и про то, как познакомился с Ваечкой. Проф воспринял идею насчет осознавшего себя компьютера гораздо легче, чем я, например, идею насчет снега, когда увидал его в первый раз. Он просто кивнул и сказал: «Ну-ну, дальше», чуть подумал и продолжил:
– Этот компьютер – собственность Вертухая? Тогда почему бы нам не пригласить Вертухая на наше сборище, да на том и не покончить?
Мы пустились в заверения. Наконец я сказал:
– Это надо понимать так. Майк сам за себя так же, как и вы. Считайте его рационал-анархистом, потому что он рационал до упора и в гробу с кистями видал все на свете правительства.
– Если эта машина нелояльна даже к собственным владельцам, то почему вы уверены, что она проявит лояльность по отношению к вам?
– По случаю добрых чувств. Я с ним цацкаюсь, не знаю как, он со мной тоже, – пришлось рассказать, на какие предосторожности пошел Майк, чтобы меня защитить. – Я не уверен, что у того, кто не знает паролей: одного, обеспечивающего непрослушивание телефона, и другого, дающего доступ к тому, что я ему сказал или поместил в память, – вообще нет возможности дознаться у Майка обо мне. Машины думают иначе, чем люди. Но я железно уверен, что сам по себе Майк выдать меня не захочет. Возможно, даже защитит, если кто-нибудь дознается об этих паролях.
– Мании, а почему бы не позвонить ему, не сходя с места? – предложила Ваечка. – Стоит профессору де ла Миру поговорить с ним, станет ясно, как дважды два, почему мы ему доверяем. Профессор, пока вы сами не почувствуете доверия к нему, честное слово, мы ему никаких секретов не расскажем.
– Не лишено смысла.
– По правде-то, кое-какие секреты я ему уже рассказал, – признался я и рассказал про то, как записывал вчерашний митинг и как заложил эту запись в Майка.
Проф пришел в ужас, Ваечка замандражила. Тогда я сказал:
– Не бздимо. Никто кроме меня не знает пароля доступа. Ваечка, ты же знаешь, как Майк обошелся с твоими снимками Он мне, – ты понимаешь? Мне! – их теперь не покажет хотя это я, а не кто-нибудь, подсказал ему закрыть их. И если вы перестанете дергаться, а сейчас позвоню ему, железно убеждюсь, что до этой записи никто не добрался, и скажу, чтобы он ее стер. И кранты ей, компьютер либо помнит всё, либо не помнит ничего. Или еще лучше. Позвоню Майку и скажу, чтобы он вернул запись в маг с одновременным стиранием. Это как два пальца о.
– Не лезь в бутылку, – сказала Ваечка. – Профессор, я доверяю Майку, а стало быть, и вам не грешно.
– Подумавши не вижу особого риска в наличии такой записи, признал проф. – Такие крупные митинги принципиально обслуживаются шпиками, и один из них вполне мог проделать то же, что и ты, Мануэль. Меня огорчило то, что ты проявил опрометчивость. Опрометчивость – это слабость, которой не должно быть у конспиратора, тем более такого высокого ранга, как у тебя.
– Когда я вводил эту запись в Майка, не был я никаким конспиратором. И не буду до тех пор, пока кто-то не высчитает шансы, лучшие, чем по ею пору.
– Беру обратно свои слова насчет опрометчивости. Но ты серьезно считаешь, что эта машина способна предсказать исход революции?
– Кабы я знал.
– Еще как способна! – сказала Ваечка.
– Ваечка, стоп! Проф, способна, если получит достаточную базу данных.
– Мануэль, к тому-то я и веду. Не сомневаюсь, что эта машина способна решать задачи, которых мне умом не понять. Но неужто такие глобальные? Ведь для этого нужна прорва всяких познаний. Надо вызубрить всю историю человечества, надо знать во всех подробностях общую ситуацию на Терре, как политическую, так и экономическую, надо знать то же самое про Луну, нужны широчайшие представления в области психологии и всех ее разновидностей, в области технологии и ее возможностей, в области военной техники, техники связи, стратегии и тактики, методов пропаганды, надо прочесть от корки до корки труды таких авторитетов, как Клаузевиц, Гевара, Моргенштерн, Макиавелли и тэ дэ.
– Это всё?
– Ничего себе «всё»! Ты скажешь!
– Проф, сколько книг по истории вы прочли?
– Не знаю. Больше тысячи.
– Майк запросто прочтет столько за полдня. Скорость чтения ограничивается техническими возможностями сканирования, а иначе он усваивал бы материал вообще в диком темпе. Ему нужны минуты, чтобы сопоставить данный факт со всеми прочими, которыми он располагает, оценить разбросы, определить вероятные значения неизвестных величин. Проф, Майк читает каждое слово в каждой газете Эрзли. Он читает все технические журналы. Он читает весь худлит, причем знает, что это лажа и фиг ей цена, но ему всю дорогу мало, он на авоусь сосет любую текстуру. Если есть на свете книжка, которую надо прочесть, чтобы решить эту проблему, назовите. Он ее вызубрит быстрее, чем я ее раздобуду.
Проф заморгал глазами.
– Хорошо, пусть я неправ. Посмотрим, как он справится с этим. Ведь существуют еще такие вещи, как «интуиция» и «человеческий здравый смысл».
– Интуиция у Майка есть, – сказала Ваечка. – Причем, учтите, женская.
– А что касается человеческого здравого смысла, – добавил я, – то Майк, конечно, не человек. Но все свои познания он получил от людей. Давайте мы вас с ним познакомим, а дальше насчет его здравого смысла судите сами.
Я набрал номер.
– Здоров, Майк!
– Привет, Ман, мой единственный друг. Привет, Ваечка, моя единственная подруга. Слышу, с вами там кто-то третий. Насколько могу судить, это, вероятно, профессор Бернардо де ла Мир.
