Это предложение я, естественно принял, после чего мы начали обсуждать планы нашего отъезда и решили осуществить его в середине следующей ночи, когда обе луны будут за горизонтом. После короткого разговора о снаряжении нам разрешили, по моей просьбе, удалиться, так как я не спал более тридцати шести часов, а мои друзья – двадцать четыре.
Рабы проводили нас в спальные комнаты. Они были великолепно обставлены и располагали роскошными спальными мехами и шелками. Когда рабы ушли, Гор Хаджус тронул кнопку, и комната быстро поднялась на металлических опорах на высоту сорока-пятидесяти футов, автоматически выдвинулась проволочная сетка. Безопасность на ночь была обеспечена.
Следующим утром, после того, как комната опустилась на свой дневной уровень, и до того, как мне было разрешено оставить ее, ко мне пришел раб от Мью Тала; задачей его было окрасить все мое тело в медно-красный цвет, как у моих барсумских друзей. Этот раб снабдил меня такой прекрасной маскировкой, которая, как я хорошо знал, была существенно необходимой для осуществления всего моего замысла. Моя белая кожа неизбежно должна была привлечь внимание ко мне в городах Барсума. Другой раб принес доспехи для Гор Хаджуса, Дар Таруса и меня, а также ошейник с цепью для Хован Хью, человека-обезьяны. То, что нам принесли, несмотря на то, что было сделано из прочного материала и блестяще отделано, было совсем простым, свободным от любых знаков различий, обозначений и званий, цветов какого-либо дома или человека. Такие доспехи обычно носят барсумские пансены, в сущности, наемники, когда не находятся на службе у какой-либо нации или личности. Эти пансены, люди без родины, странствующие наемники, готовые продать меч тому, кто лучше заплатит. Хотя они не имеют организации, они управляются суровым кодексом чести, и когда они на службе у кого-то, они, за редким исключением, верны ему. Предполагается, что в основном это люди, которые бежали от гнева джеддаков или от правосудия, но среди них есть некоторое количество тех, кто принял такую профессию из-за любви к вольности и приключениям. Пока им хорошо платят, они – ярые игроки и известные моты, а в результате они почти всегда без денег, и часто, в промежутках между стычками, изобретают странные способы для добывания средств к жизни: факт, который придавал большое правдоподобие наличию у них дрессированной белой обезьяны. Это на Марсе не кажется более удивительным, чем на Земле обезьянка или попугай у старого морского волка, только что вернувшегося из плавания в порт.
В этот день я оставался во дворце у принца Мью Тала и провел много времени в его обществе, который находил удовольствие расспрашивать меня об обычаях, политике, культуре, географии Земли, причем со многим из перечисленного, заметил я с удивлением, он был хорошо знаком. Он объяснил это изумительным развитием барсумских астрономических приборов, радиофотографии и радиосвязи; последняя была доведена до такого совершенства, что многие барсумские ученые добивались успеха в изучении нескольких земных языков, особенно урду, английского, русского и немного китайского. Несомненно, эти языки первыми привлекли их внимание, потому что на них разговаривало множество людей на огромных пространствах мира и велись массовые радиопередачи по всему земному шару.
Мью Тал принимал меня в маленькой аудитории своего дворца, в которой было что-то от потайных комнат на Земле. Она имела, надо сказать, вместимость около двухсот персон и была построена как большая камера-обскура: публика сидит внутри инструмента спинами к линзе, а перед ней, заполняя широкий конец комнаты – огромное матовое стекло, на которое отбрасывается наблюдаемое изображение.
Мью Тал облокотился на стол, где была расстелена карта звездного неба. Его свободная рука с указкой витала над картой. Этой указкой он двигал, пока не остановился на том месте, где была Земля, затем в комнате выключил свет. Немедленно на матовой стеклянной пластинке показался вид, как будто с аэроплана, летящего на высоте тысячи футов. Это было какое-то странное место – заброшенная и опустошенная страна. Я видел раздробленные пни, аккуратное расположение которых внушало мысль о том, что некогда на этом месте рос фруктовый сад, цветущий и приносящий плоды. Здесь сейчас были огромные дыры в земле. Все вдоль и поперек в паутине колючей проволоки. Я спросил Мью Тала, как стало возможным передать изображение с другой планеты. Он зажег маленькую радиевую лампочку, стоящую между нами, и я увидел шар – глобус Земли – и короткую указку – палочку, зафиксированную на нем.
– Сторона этого глобуса, которая перед тобой, представляет обращенное к нам полушарие Земли, – объяснил Мью Тал. – Заметь, что шар медленно вращается. Коснись вот этой указкой глобуса в точке, которую хочешь увидеть – и ты все увидишь!
Я двигал указку очень осторожно, и картина понемногу менялась. В поле зрения я увидел несколько людей, бредущих через руины. Это не были солдаты. Несколько позже я наткнулся на окопы и блиндажи – здесь тоже не было солдат. Кое-где в деревнях были солдаты – французы, но в окопах их нигде не было. Не было и немецких солдат, не было битв. Значит, война кончилась! Я перевел указку к реке Рейн и пересек ее. В Германии были солдаты – французские, английские и американские. Они победили в войне! Я был счастлив, но все это казалось таким далеким, таким нереальным, как будто никогда люди не сражались. Все это было похоже на иллюстрации к роману, прочитанному давным-давно.
– Ты, кажется, очень интересуешься этой страной, – разодранной войной, – заметил Мью Тал.
– Да, – сказал я ему. – Я сражался в этой войне. Возможно был убит. Не знаю.
– И вы победили?
– Да, мои сограждане победили, – ответил я. – Мы боролись за великие принципы, за мир и счастье во всем мире. Надеюсь, боролись не напрасно!
– Если ты имеешь в виду надежду, что вы сражались и победили, и что настанет теперь вечный мир, то такая надежда тщетна. Война никогда не приведет к миру – лишь к более страшным войнам. Война – естественное состояние природы: безумие бороться против нее. Мир должен быть признан лишь как время для подготовки к главному делу человеческого существования. Не будь постоянной непримиримости одной формы жизни к другой и даже внутри одной формы, планеты так переполняются жизнью, что она сама задушит себя. Мы на Барсуме считаем, что долгие периоды мира приносят бедствия и странные болезни, убивающие больше людей, чем может быть убито на войне, причем много более ужасным и мучительным путем. Это – не наслаждение, не награда какого-либо рода – умереть в постели от отвратительной болезни. Мы все должны умереть. Так давайте выйдем и умрем в великой и волнующей забаве и освободим место для миллионов, следующих за нами. Мы очищаем Барсум. Мы не можем без войн!!!
