То ли по своей собственной воле, то ли против воли – это сейчас не имело никакого значения – он почувствовал, что принимает жидкое состояние. Конечности под ним оплыли, и он упал плашмя в замерзшую аммиачную лужу и, несмотря на жжение во всем теле, даже не пытался подняться. Перед самым своим концом Арис успел ощутить, что он в равной степени мог быть отростком-индивидом, базовым разумом или гуманоидом. Едва успев оценить всю глубину этого, он растекся по замерзшему аммиаку.
Базовый разум восстановил, насколько мог, контроль над фрагментом. Но ему, лишенному надежной защиты, осталось лишь дожидаться собственного растворения – преследователи были совсем рядом.
Мама включила сигнал тревоги, и интерфейс с мандатом прервался. Слабые, едва ползающие гуманоиды с ужасом оглядели друг друга и расползлись по разным углам.
Они были в полном смятении: кто из них пленный, а кто – искусственно выведенная приманка? Впрочем, какая теперь разница. Оба они теперь тощие, как скелеты, доходяги, вывалявшиеся в собственных экскрементах. Они одновременно повернулись к раздувшемуся мутанту и стали разглядывать это чудовище с несоразмерно маленькой головкой, покоящейся на огромном туловище, маленькими руками и ногами, едва ли на что-то годными даже в здоровом состоянии. Существо загадочно им улыбалось.
– Мы чувствовали твое присутствие, – произнесла одна из Пруфракс. – Ты был с нами там.
– Это мое место, – ответило существо. – Единственное место, где мне следует находиться.
– А какие у тебя функции? Как тебя зовут?
– Я знаю только, что я… исследователь. Был исследователем… там.
Они пригляделись к нему повнимательнее. Что-то знакомое было в нем, даже сейчас.
– Так ты – Клево?
Что-то зашумело в камере, заглушая слабый голос мутанта. Прямо у них на глазах камеру поделили на дольки, словно апельсин, и с каждой дольки слезла кожура. Освещение погасло, и холод принял их в свои объятия.
Обнаженная самка-гуманоид, окруженная крошечными подобиями себя самой, словно ангел – сонмом ангелочков, – вплыла в камеру. На ее тонком, как у змеи, теле не было почти ничего – лишь серебряные кольца на запястьях и узкий обруч на талии. Сине-зеленое сияние исходило от нее в темноте.
Обе Пруфракс слабо зашевелили губами.
– Кто ты? – хотели они спросить, но вакуум поглотил их вопрос.
Она оглядела их беспристрастно, потом вытянула руки, словно собираясь лететь дальше. На ней не было перчаток, но она явно принадлежала к их виду.
Петом она подняла одну руку выше другой. Прежде она делала то же самое бесчисленное количество раз во время экспериментов по обнаружению скрытых сенекси. Правда, эта особь выглядела старше, чем большинство подопытных существ. Сине-зеленое свечение стало ярче, световые волны достигли искромсанных стен, стали обволакивать замерзших, умирающих особей. А она, совершенная, как ангел, исчезла, оставив после себя слабо мерцающие обломки.
Они разрушили все секции фрагмента, кроме одной. Та оставалась неповрежденной.
А потом они продолжили свою работу, их были миллионы, словно туман, они заполнили собой космос между звездами, зная над собой лишь одного хозяина – всеобъемлющую реальность.
И другой хозяин им и не нужен. И они никогда не дадут сбоя.
Мандат дрейфовал, погруженный в холодный мрак, его память еще продолжала работать, но единственным проявлением жизни были затягивающиеся бороздки, отмечающие тот путь, что проделали оба разума. Бороздки подергивались, извивались, словно живые, в полном соответствии с правилами о квантовых состояниях угасающей энергии.
– Последнее стихотворение Пруфракс, – объявил рефлектирующий мандат.
Как быстро разрастаются огни!
И мир в небытие уходит,
а вместе с ним и все воспоминания.
Проскакивая мимо той единой двери,
себя мы обрекаем вновь и вновь
на бег по замкнутому кругу.
Ну что же:
звездам – пепел, душам – ложь,
и пусть опять начнем вращаться мы
вокруг все тех же черных дыр
с их ненасытным чревом.
Ну что ж: убейте все, что хорошо,
сожрите все, что молодо,
так будет вечно,
и ни тебе, ни мне
не суждено сойти с орбиты.
Вот и последняя бороздка стерлась, словно ее никогда и не было. Вокруг мандата стремительно старела Вселенная.
апвеллинг – подъем глубинных вод на поверхность