Хлопнула дверь. Обернувшись, мы увидели, что с лестничной площадки выскакивает доктор Томасин. Он не стал дожидаться лифта и преодолел шесть пролетов пешком.
Не сговариваясь, мы собрались за спиной Строма — это наша оборонительная позиция.
— Я думал, вы везете ее в больницу графства. — Томасин удивленно смотрел на нас.
— Мы знаем, что вы натворили. И Матушка Рэдд знает, — заявила Меда.
— О чем вы?
Теперь, когда мы не сомневались, что Томасин лжет, уличить его не составляло труда.
— Все лето вы модифицировали ДНК Кэндис. Вы едва не убили ее.
— Согласен, у нее кое-какие проблемы с ДНК. Но я ничего не модифицировал. Где она? — Он попытался обойти нас, и мы снова преградили ему путь. — Прочь с дороги, мелюзга!
— Мы не мелюзга. Мы человеческие существа, и у нас есть права — как и у Кэндис. Только вам наплевать, правда?
В первое мгновение мне показалось, что он бросится на нас, и я почувствовала, как Стром прикидывает разные варианты защиты и нападения. В эту секунду мы представляли собой матрицу вероятности, которая охватывала все мыслимые возможности дальнейшего развития событий.
— Тебе лучше уйти, Джорджи. — На пороге палаты Кэндис стояла Матушка Рэдд.
— Мне нужно увидеть ее!
— Нет.
— Я лишь пытался сделать ее совершенной, как вы не понимаете?
— Понимаю.
— На мне лежит ответственность перед будущим, — продолжал он. Нам необходимо стать жизнеспособным видом. Мы дошли до предела. Мы на грани вымирания и я просто обязан спасти нас!
— В твои обязанности не входит спасать человечество ценой жизни Кэндис, — возразила Матушка Рэдд.
— Вы отвечали за Кэндис, — вставили мы. — И не справились.
Нас вдруг пронзило осознание ответственности — за друзей, за себя самих, за наших уток. Привязанности и ответственность неразделимы.
— Я хотел, чтобы мое создание было не хуже тебя. — Доктор Томасин внимательно разглядывал нас.
— У вас получилось.
Он выдержал наш взгляд, и мы почувствовали запах его мыслей. Через мгновение доктор Томасин кивнул и отвернулся.
После того как Кэндис вышла из больницы, мы виделись всего один раз. Она приехала на ферму, и мы показали ей утиный кластер: сто пятьдесят семь уток образовали единый организм. Мы сказали Кэндис, что собираемся опубликовать статью и хотим указать ее в качестве соавтора.
— Нет, спасибо. Моей заслуги тут нет.
Мы смущенно кивнули. В результате последней генетической модификации она лишилась почти всей общей памяти — это напрочь вылетело у нас из головы.
— Чем ты теперь собираешься заняться?
— Наверное, пойду в медицинский. Многие предметы придется изучать с самого начала. Мне должно понравиться.
— Отличная идея. У тебя получится.
Ее интерфейс обнялась с Медой, и Кэндис отправилась собирать вещи. На посадочной площадке мы еще раз попрощались — все испытывали неловкость. Мы оставили Кэндис свой адрес, только мне почему-то кажется, что она не будет писать. Вряд ли ей вообще захочется вспоминать нынешнее лето.
Проводив взглядом взмывший в небо аэрокар, мы повернули к дому.
Пора проверить, как там наши утки.
Мы за них отвечаем.
Мойра приболела — лежала в постели с кашлем, — и Матушка Рэдд выгнала нас на улицу. Поначалу мы слонялись по двору перед домом, чувствуя себя не в своей тарелке. Разумеется, нам случалось разделяться и раньше — это входит в программу обучения. В космосе нам придется действовать впятером, вчетвером или даже втроем, и мы тренировались выполнять задания и делить обязанности, образуя самые разные комбинации. Но на занятиях мы никогда не выпускали друг друга из виду. Теперь же Мойру отделили, и нам это не нравилось.
Мануэль взобрался на шпалеру перед домом, стараясь не задеть шипы роз, которые росли между планками. Он ухватился руками за подоконник, подтянулся и заглянул в окно, а потом зажал ступнями стебель розы и стал сгибать туда-сюда, чтобы сломать цветок.
Вижу Мойру, передал он.
— А она тебя видит? — Вопрос я задала вслух, поскольку Мануэль смотрел в окно, а ветер рассеивал феромоны, и до нас долетали только обрывки мыслей.
Мануэлю и Мойре достаточно увидеть друг друга. Связь будет восстановлена.
И тут окно распахнулось, и из него выглянула Матушка Рэдд. Мануэль отпрянул и рухнул вниз, но успел сгруппироваться, упал на траву, перекатился, растянулся на земле и присоединился к остальным — и все это с зажатой между большими пальцами ног розой.
Я коснулась его плеча, подкинув ему одну мысль, и он тут же протянул розу Матушке Рэдд.
Хитрость не удалась.
— Эй вы, пятеро, советую вам сегодня поискать другое место для игр. Мойра больна, и не хватало еще вам от нее заразиться. Исчезните! — Она со стуком захлопнула окно.
Несколько секунд мы обдумывали ее слова, потом воткнули розу в нагрудный карман моей рубашки и двинулись по дорожке прочь от дома.
Нам не хватало Мойры, зато имелось разрешение «исчезнуть» — в лес, на озеро или в пещеры, если у нас хватит храбрости. Мойра призвала бы к благоразумию. Но она осталась в доме.
Ферма представляла собой сто акров полей, засеянных гибридом сои и люцерны, которые Матушка Рэдд обрабатывала при помощи трех триад волов. По отдельности волы тупы как пробка, а объединенные в тройки могут пахать и сеять почти без вмешательства человека. Мы любили проводить лето на ферме. Утро предназначалось для уроков, но они не шли ни в какое сравнение с напряженными занятиями в школе на Космодроме, когда нам приходилось учиться весь день напролет, а иногда и по ночам. В школе мы приспособились спать по очереди, так что четверо или пятеро из нас всегда бодрствовали и были готовы к занятиям. Мы уже шестнадцатый год подряд приезжали на лето к Матушке Рэдд, с тех самых пор, как вышли из яслей.
Если двигаться по Бейкер-роуд на запад, то попадешь в Уортингтон и на Космодром, а если на восток, то к другим фермам, озеру и лесу. Выбрав восточное направление, мы выстроились в привычном порядке: впереди шествует Стром, а вокруг него, стараясь не удаляться слишком далеко, снует Мануэль. За Стромом иду я, за мной Кванта, а замыкает цепочку Бола. Место Мойры вслед за Квантой. Мы ощущаем эту пустоту, и Бола с Квантой пытаются заполнить ее, часто берясь за руки.
Пройдя около мили, мы успокаиваемся, хотя и не забываем об отсутствии Мойры. По дороге Бола обстреливает камнями верхушки старых телеграфных столбов. Он ни разу не промахнулся, но гордиться тут особенно нечем. Во-первых, это простейшая задачка с одной действующей силой, а во-вторых, Бола швырял камни ради развлечения, а не в качестве тренировки.