Конечно, очутившись в замке - опустевшем и разграбленном я первым делом кинулась к своим бесценным кристаллам. И вот тогда...
* * *
Когда она умолкла, факел почти догорел, и Растар мысленно похвалил себя за то, что взял запасной. Кажется, он сошел бы с ума, доведись ему слушать этот усталый, чуть хрипловатый голос в полной темноте.
- И все-таки как же так получилось, что душа из кристалла завладела твоей плотью? - спросил он, глядя на ее застывший профиль.
- Ах, если б я знала это сама! - уронила Лань с легким демонстративным раздражением. - Слезы я на эти камешки и раньше проливала, так что вряд ли дело в них... Да и вообще какое это имеет значение? Вы же изгнали его из меня. И зря, наверное, изгнали - кому я такая нужна? Себе - и то не очень.
Лайя, точнее, лаиллис, высшая эльфа... В дрожащем свете факела ее тонкое лицо выглядело особенно изможденным и в изможденности своей - неожиданно и невероятно прекрасным. И этот устало-равнодушный голос... Даже потерявшая все, что только мыслимо, брошенная в темную келью на грязную солому, в чужой нелепой одежде, была она настолько выше обычных людей с их мелкими вседневными заботами, что казалась почти величественной.
- Страсти играют твоей душой, - наконец выговорил Растар. - Вряд ли ты и в самом деле любила его. Я всегда считал, что истинная любовь возвышает, а не убивает. И зрению души является золотом, зеленью и лазурью - твои же чувства окрашены в черный и алый.
- Может быть, - спокойно согласилась Лань. - Мы, лаилле, наверное, просто не умеем по-другому. Черный и алый, говоришь? - она не то вздохнула, не то усмехнулась. - Аки бездны адские...
- Или как его обычная одежда, - неожиданно даже для себя вырвалось у Растара.
Она приподнялась, опираясь на локоть.
- Слушай, монах, а расскажи мне о нем! Он же у вас в городе четыре месяца провел - вполне достаточно, чтобы получить впечатление...
Растар задумался.
- Что ты хочешь услышать, Лань? Где бы он ни появлялся, он тут же притягивал к себе все взоры, еще до того, как брал в руки гитару. Было в нем что-то... даже и назвать не могу. Словно свет над бездной. По-моему, все женщины в городе были в него влюблены - от дочери бургомистра до последней судомойки. Отцу Эллери было угодно видеть в этом дьявольский соблазн - что ж... это не мои проблемы. Его называли красивым, но даже если это и так, то красота эта словно светилась изнутри - из взгляда, из улыбки... Порой он и мне самому казался ведомым какими-то силами - но так не хотелось верить, что это силы мрака! А песни его... да что тут говорить, ты же Владычица Песен, ты про них все лучше всех знаешь...
Странное выражение разлилось по лицу Лани - какой-то тихий мечтательный экстаз.
- А ведь все вы видели его моими глазами, - раздельно, почти счастливо прошептала она. - И это я целовала его губами всех тех женщин, что были без ума от него!
Глаза ее заблестели, голос обрел серебристые нотки:
- Может, я и идеализировала его в чем-то, может, наоборот - знала лучше, чем он сам себя... Но как же хотелось, чтобы весь мир увидел его таким, каким он виделся мне! Стыдно признаться - иногда просто сидела, смотрела в свое несчастное зеркало и одежду ему придумывала. Такую, чтоб подчеркнула в нем все то, что видно было лишь мне одной... - она снова рухнула на солому и зарылась лицом в куртку.
- Знаешь, кажется, я понял, - медленно проговорил Растар. - Это же главный твой дар - передавать людям собственные переживания. Ты делала это, и когда пела сама, и когда несла людям чужие песни - видела небо, которого не видели другие, и делала так, чтобы и они увидели... И когда его душа завладела твоим телом, этот дар достался ему в наследство - но не только дар. Уж не знаю, каким он был на самом деле, но ты призвала его в мир таким, как видела сама, и сделала таким, каким хотела, чтобы он был. Пересоздала заново по _своему_ образу и подобию. Не знаю, чем стало для него это - болью или благом, но ты все-таки подарила миру то, что желала. И получила свое право и свою причастность.
- А вы, значит, уничтожили мое лучшее творение, - горько рассмеялась Лань. - В назидание потомкам, чтоб никто не смел равняться могуществом с вашим богом. Мракобесы вы, монахи, и нет вам другого названия. Кстати, можешь передать своему Эллери, что такая магическая мощь и среди лаилле не на каждом углу встречается. Он же это не столько своим каноном доморощенным проделал, сколько личной энергией...
Неожиданно она запустила руку под куртку и стала рыться в соломе. Когда же выдернула ее назад, в руке ее был большой кристалл - густо-коричневый, отблескивающий то золотом, то кровью. А одну из граней украшала маленькая щербинка.
- Вот он, видишь? Все сюда ушло, как вода в песок, только голос и остался... Хочешь, научу его вызывать?
- Меня?! - Растара прямо-таки ошеломило это предложение.
- А что в этом такого? Мне-то одна дорога - на костер. Не ты, так Эллери расстарается. Так пусть хоть голос останется людям на память. Можешь себе взять, а можешь подарить той женщине, что с ним странствовала - все лучше, чем без толку камешку пропасть...
Лань взяла кристалл в лодочку ладоней, поднесла к лицу, дохнула медленно и сильно... Слабый свет запульсировал в камне, и тишину темной кельи разорвал так хорошо знакомый Растару серебристый, сияющий голос:
Зов скрипки - или зов трубы?
Что ж, выбирай себе дорогу!
Лиг неотмерянных столбы
Или сонаты в зале строгом,
И друг святой, и враг слепой,
И догорающие свечи
Или тебе по сердцу бой...
Некоторое время Лань так же держала кристалл у лица, затем привычным движением зажала в левом кулаке, опуская руку - песня продолжала литься и так.
- Вот и вся премудрость, - Растар услышал ее совершенно отчетливо, хотя ее голос был тише звенящего голоса певца. Теперь будет звучать подряд, все двадцать песен. А захочешь раньше остановить - так же к лицу, и с силой вдохни. Только есть тут одна загвоздка: песни здесь не на кастельском. Ты понимаешь слова, потому что перевод идет через меня. А не станет меня - боюсь, только голос вам и останется.
Лицо ее при этом было абсолютно спокойно. Высшая эльфа даже в этом обличье некрасивой смертной женщины никто бы не усомнился, что и вправду высшая! Растар поймал себя на том, что его тянет опуститься перед нею на колени.
- Вряд ли ты его любила, - шепнул он пересохшими губами. Только больше и выше этой вряд-ли-любви, наверное, одно милосердие Господне. Не в моей власти отпустить тебе грехи, но...
Растар поднял наперсный крест:
- Силой, что дарует моя вера, снимаю с тебя оковы, наложенные отцом Эллери, и отпускаю тебя! Отныне вольна идти ты куда угодно, чтобы нести миру то, чем обладаешь... amen!
Лань вскинула голову, передернула плечами... Казалось, она прислушивается к чему-то внутри себя.
