Языка я не понимал, но когда так орут и тычут пальцами — и так всё понятно: хочет она чего-то. Будучи твёрдо уверенной, что имеет на это полное право. Мужчина же монотонно отрицательно качал головой и, досадливо морщась, потирал рукой левую часть груди.
«Она бежит — он её догоняет» — киноклассика. «Он молчит — она его извлекает» — реальность. Что и наблюдаю.
Потом мужчина вдруг начал клониться в сторону, его повело, слуга и мальчишка подхватили сползающее тело. Другие люди кинулись на помощь, укладывая падающего на лавку…
Женщина резко фыркнула, предполагаю — матерно. Если в её языке есть такое филологическое явление. Раздражённо оглядела укладываемого мужчину и сама взяла слово. Повернулась к скульптурной группе имени Фанга и рявкнула что-то типа:
– Рубинас ям!
«Рубинас» — это «руби нас»?! За что?! В «яму»?! Моего Фанга?!
– Сухан! Сулицы! Насмерть!
Но даже Сухану нужно пара-тройка мгновений. Чтобы отставить в сторону рогатину, скинуть пук связанных сулиц с плеча, вытащить, размахнуться…
Чужак в тюбетейке послушал орущую ему в лицо женщину, чуть присел, отмахивая свою мясницкую секиру в сторону, за спину, широко размахнулся и… полетел вперёд, через связанного Фанга, прямо «башенной даме» под ноги. Со штычком от меня в затылке.
Метание ножей есть, по сути своей, занятие очень… «доброжелательное»: нужно благостно расслабиться, легко двинуться — «нога свободная от бедра», несколько лениво махнуть ручкой… Только в самый последний момент идёт собственно «ха!» — швырок кистью — по-настоящему быстрое, резкое, агрессивное движение.
Вот чего у меня в тот момент не было — так это лени! Я заорал и побежал к этим людям. Вытаскивая из своего «патронташа» один за другим ножики и меча их в толпу на каждом шагу. Или правильнее — «метя»? «Помётывая»? В общем: чтобы летело туда, в ту сторону.
Короче, я попал только два раза, только в неподвижные беззащитные мишени: в чудака в тюбетейке — в самом начале, и случайно, в самом конце — в того мужика, которого на лавку положили.
Чужаки среагировали чётко: как только я заорал и кинулся на них, они мгновенно выхватили топоры и мечи, отдёрнули «башенную даму» за спины, прикрыли собой мальчишку и лежащего, отбили пару-тройку моих ножиков… И четверо легли под сулицами Сухана. С 8-10 шагов он не разбегается и не промахивается, а просто кидает хорошо. С последней палкой в руках он остановился возле меня.
Тут я обнаружил у себя в руках… пусто. И в «патронташе»… аналогично. И сразу стало как-то… безоружно.
«Летом мы с пацанами ходили в поход с ночевкой, и с собой взяли только необходимое: картошку, палатку и Марию Ивановну». Как-то я… без подходящей «марьванны» в руках…
Растерянность длилась долю мгновения — вспомнил о «мечах заспинных».
Страшно и злобно оскалившись в лицо врагу, лихо выхватил их: «Я злой и страшный лютый зверь! Загрызу-покусаю! Бойтесь меня, бледнолицые!». Заодно провентилировав несколько вспотевшие подмышки. Воздух-то уже ночной, прохладный, а я без рубахи… Как-то… свежо становится. И эти огрызки у меня в руках… против ихних топоров…
На ногах оставалось четверо бойцов. Пятый небитый, который до этого выворачивал руки Фангу, хрипел на земле у так и неопробованной плахи, придавливаемый коленом боевого волхва: тот воспользовался мгновением замешательства своего охранника и, хоть и со связанными руками, сумел сбить его на землю. Теперь неторопливо душит ногами. Последовательно, несуетливо, эффективно…
Блин! Надо выучиться этому приёму — в жизни такое умение очень даже пригодиться. В моей нынешней жизни — особенно.
Тут «башенная баба» снова ткнула в нашу сторону густо обперстнённой ручкой и агрессивно-командно заорала:
– Йвейкти йуос! Пьяустути! О-ох…
И полетела носом вперёд между спин своих бойцов. Которые дружно совершили аналогичный манёвр — «припадание к моим стопам». Так синхронно, что я даже испугался. В какой-то очередной раз. И отпрыгнул назад. И уставился в спину лежащего у моих ног.
Там торчала оперённая стрела. В его спине. А у его соседа — простой голый дротик. Воин пытался извернуться, вытащить из спины палку. Он почти дотянулся, но Сухан, подумавши, ткнул своей сулицей в открывшуюся шею бедняги, и тот забулькал. Собственной кровью.
За спинами упавших ворогов стали видны ребята из команды Фанга. Двое крайних уже снова натягивали луки, а сам этот… Авундий вытаскивал из-за пояса второй топор, потяжелее томагавка, пущенного в голову «башенной дамы». Очень аккуратно попал — обухом. «Женщин бить нельзя» — это ж все знают! Пороть, насиловать, мордовать… — пожалуйста! Но не боевым оружием! Зарубленная топором женщина — позор топорнику.
Ну, вообще-то, и всё. «Победа будет за нами». Уже — без «будет».
– Пленных — вязать, раненых — добивать, мёртвых — ободрать…
Стандартный эпилог всякого здешнего приступа героизма был прерван истерическим воплем мальчишки. Выхватив довольно приличный кинжал из ножен на поясе, он визжал и тыкал им в сторону приближавшихся парней:
– Не подходи! Зарежу!
Во какой… решительный. И говорит по-русски. А мне ж теперь с ними разговаривать… Я же знать хочу! С чего это они тут такое устроили…
– Сухан, комлём, в полсилы, в голову.
Бздынь. А — нефиг. В бою надо головой крутить, выглядывая врагов по всем азимутам. А не пялиться на самых ближних, подставляя затылок под летающие издалека предметы.
Юные голяди занялись наведением порядка и уборкой падали, а я подошёл развязать Фанга. Боевой волхв никак не мог разобраться со своими ногами и чужой шеей, чтобы слезть со своего бывшего конвоира. Уже бездыханного.
– Мда… Какое счастье, Фанг, что ты не женщина.
– ?!
– Был бы ты бабой, ходил бы по миру и душил мужиков — вот так, ногами. Цены бы тебе не было. Оп-па… ты ж ему шею сломал! Ну, ты здоров, волховище! Силён, могуч… А теперь объясни мне: как такого сильного, искушённого во всяком… смертоубийстве воина, могли схватить, спеленать да на плаху потащить?
Фанг разминал освобождённые от пут запястья и старательно не смотрел мне в глаза. Потом понял, что так просто не отстану. Собрался с духом и поделился своей точкой зрения:
– Я виноват, господине. Я знаю — прощения мне нет. Трое твоих людей погибли из-за моей ошибки. Старик-управитель, мальчишка-сигнальщик, девушка-служанка. Люди, которых я должен был защищать. Твоё имущество, твои холопы. Я клялся исполнять всё по твоему слову. Ты приказал охранять, а я клятву не исполнил. Я не прошу у тебя милосердия. Вели казнить меня.
Забавно — он не ответил на мой вопрос. Перевёл на другую тему. Уклонился от обсуждения причины, предлагая обсудить последствия. Настолько стыдное основание, что лучше сразу наказание? Наказание смертью…
