Другая повторяющаяся фантазия Фреда была о том, как его переведут в маленькую, не испорченную цивилизацией деревушку в качестве компьютера-наставника. Это было бы так замечательно, так трогательно: решать простые проблемы простых людей и, возможно, делить с ними их простые радости. Он бы подружился с ними, как не мог подружиться ни с одним сенатором, поскольку каждый без исключения сенатор так и норовил оказаться подлым пройдохой и за ними нужно было следить в оба. Жизнь в глуши ничуть не похожа на жизнь в Вашингтоне: там наверняка меньше хитроумия и обмана, хотя и больше глупости. Но глупость, напоминал себе Фред, нередко встречается и в Вашингтоне. Порой он с наслаждением предавался мечтам о том, как хорошо было бы оказаться в такой вот захолустной деревушке, в атмосфере простоты и сердечности. Хотя, зная природу людей, сомневался, что сердечность вообще свойственна этим существам.
Но, несмотря на то что мечты о сельской жизни доставляли удовольствие, эта греза не отличалась особой навязчивостью. Фред слишком хорошо знал, что ничто подобное ему не грозит. Такое сложное, хитроумное, хорошо запрограммированное устройство никогда не станут использовать для рутинной работы. Компьютеры, предназначенные для сельской местности, были на несколько уровней проще.
А третья греза… О, третья была прекрасна, но абсолютно неосуществима. И все же невыразимо приятно предаваться сну о путешествиях во времени, принцип которых пока не обнаружен и, возможно, так и останется тайной. Но Фред утешал себя мыслью, что в снах возможно все, единственное, что требуется, — это желание.
И потому временами он отбрасывал всякую осмотрительность и давал волю фантазии. Он превращался в суперкомпьютер будущего, наделенный способностью переносить людей в иные времена. И частенько бывало так, что он путешествовал сам по себе, не озаботившись взять на борт людей.
Он отправлялся в прошлое. Во времена Троянской войны. Он ходил по улицам древних Афин и наблюдал, как строится Парфенон. Он плыл вместе с гренландскими викингами к берегам Винландии. Он вдыхал пороховой дым Геттисберга. Затаившись в углу, он смотрел, как творит Рембрандт. Он несся заячьим зигзагом по улицам Лондона, а с неба падали бомбы…
Он отправлялся в будущее, бродил по умирающей Земле. Люди давным-давно покинули родную планету, улетели к звездам. От Солнца осталась лишь бледная тень былого светила. Порой на глаза попадалась какая-нибудь ползучая букашка, но никаких других форм жизни не было видно. Правда, Фред откуда-то знал, что бактерии и другие микроскопические создания выжили. Большая часть воды испарилась, реки и озера высохли, лишь лужицы темнеют на причудливо изрезанном рельефе бывшего океанского дна. От атмосферы тоже почти ничего не осталось, и звезды больше не мерцают, а горят яркими светлыми точками на угольно-черном небе.
Это было единственное будущее, которое являлось Фреду. Осознав это, он испугался, что страдает неким скрытым недугом и тот дал о себе знать подобным образом. Фред старался изо всех сил, но так и не увидел никакого иного будущего. Он пытался сознательно конструировать футуристические картины во время бодрствования, чтобы таким образом отвлечь свое подсознание от умирающей Земли, соблазнить его другими фантазиями. Но все было тщетно. Снова и снова он возвращался на умирающую Землю. В этом видении было некое мрачное величие, обладавшее неодолимой привлекательностью. Во сне Фред не всегда оказывался в одном и том же месте: он путешествовал по древней планете, и взгляду его открывались все новые и новые пейзажи — они ужасали и в то же время завораживали его.
Эти три сна — о том, чтобы стать компьютером президента, или наставником в буколической деревеньке, или путешествовать во времени, — превалировали над прочими грезами наяву. Однако в последнее время у Фреда появилась новая фантазия, и она потеснила все прежние, даже три излюбленные.
Она родилась, когда до него дошел слух, что где-то в строжайшей тайне уже идет строительство космического корабля, на котором несколько лет спустя люди полетят за пределы Солнечной системы. Фред запросил подробности, но ничего не обнаружил. Только обрывок непроверенной информации, и все. Он рассудил, что могли быть и другие новости, которые Кумушка отложила до тех времен, когда кто-нибудь проявит интерес к сообщению. Фред послал запрос (очень-очень сдержанный и корректный запрос), но не получил ответа. Либо подробности никому не известны, либо проект слишком тщательно засекречен, чтобы его можно было обсуждать открытым текстом. Фред знал: для того чтобы пошел слух, достаточно кому-нибудь один-единственный раз проговориться или событию произойти хотя бы однажды, пусть потом его и решат замять во избежание превратных истолкований.
Чем больше он над этим раздумывал, тем больше убеждался, что глухая стена молчания возникла не на пустом месте. Вполне возможно, что слух имеет под собой основания, межзвездный корабль уже построен и в недалеком будущем человеческая раса полетит за пределы родной Солнечной системы. А если полетят люди, то и машины отправятся с ними, рассуждал Фред. Подобный корабль и подобная экспедиция не могут обойтись без компьютеров. Стоило ему подумать об этом, как новая фантазия захватила его воображение.
Придумать этот сон наяву было совсем нетрудно. Он рос сам по себе, не требуя никаких сознательных усилий. Он казался естественным и логичным — по крайней мере, по меркам грез. Конечно же, на борту не обойтись без компьютеров, и многие из них будут специально спроектированы для решения задач, связанных с управлением космическим кораблем. Однако не обязательно, чтобы все они были новыми, только что собранными. Чтобы сэкономить на проектировании и сборке, уложиться в бюджет, будет использовано немало готовых машин. Это должны быть сложные, проверенные временем устройства. Закаленные, опытные компьютеры, все программные ошибки в которых давным-давно выявлены и исправлены. Те, кому можно доверить работу, требующую непрерывного внимания.
Он мечтал, что оказался одним из этих компьютеров, что его послужной список был тщательнейшим образом изучен и после должного обсуждения он, Фред, был избран, освобожден от своих обязанностей в Сенате и установлен на космическом корабле. Когда в своих фантазиях он добрался до этого момента, когда воображение убедило его, что такое возможно, Фред отбросил все сомнения. Он счастливо погрузился в свою новую грезу и купался в ней, преодолевая световые годы пространства.
Он восторженно любовался суровой, непроглядной чернотой дальних пределов Галактики. Он не отводя глаз наблюдал ослепительную вспышку новой звезды. Балансируя на самом краю, обмирая от ужаса, он заглядывал в бездну черной дыры. Он познал разбитую надежду черного карлика, его тоску от невозможности породить жизнь. Он слышал слабое, едва уловимое шипение — отголоски рождения вселенной — и зловещую, давящую тишину, которая снизошла после, когда творение вселенной было завершено. Он открыл множество доселе неизвестных планет — или, по крайней мере, собрал сведения о том, где их искать. И ни один из этих миров не походил на другой, каждый был неповторим. И Фред пережил счастье, царящее на лучшем из них, и ужас худшего.
