— Мы живем пока в пансионе Ахвледиани. Тебе каждый скажет.
— Если мне нужно будет, я к тебе Гришу пришлю, — сказала Аспасия. — Мне появляться не с руки.
— Почему?
— Твоя девушка будет ревновать, — сказала Аспасия уверенно. — Она сразу догадается, как ты по мне сохнешь.
Андрей открыл было рот, чтобы возразить, но Аспасия захохотала, Васильев ей вторил.
Аспасия сняла шляпу, большая булавка в камешках упала на мостовую. Васильев поднял ее — Аспасия узким рукавом платья вытерла лоб. Ее жест был вульгарен.
— Вы на самолете прилетели? — спросил он.
— На «Кочубее» приплыли, — сказала Аспасия. — Он предлагал, но я лучше три раза утону, чем один раз с самолета упаду.
Больше говорить было не о чем.
— А он тебе про Поти ничего не говорил? — спросил Васильев.
— Кто?
— Кто-кто, Покровский, конечно.
— Нет, — с чистым сердцем ответил Андрей.
— Жалко, — сказала Аспасия.
Андрей понял, в чем странность разговора, — все время, о чем бы ни шла речь, мысли Аспасии и военлета были заняты Иваном. Им было трудно поддерживать разговор на иные темы.
Андрею хотелось уйти. Но вместо этого он спросил с неожиданной для себя настойчивостью:
— Чего вам сдался Иван? Скажите по-человечески!
— Не важно, — сказал Васильев, глядя мимо Андрея.
Андрей ничего более не добился. Он предложил отвести приезжих в кафе — «Воды Лагидзе», освежиться вкусными напитками. Васильев фыркнул, когда понял, что его намерены угощать водой. Аспасия с лучезарной улыбкой сказала, что они уже завтракали.
Аспасия обещала обязательно навестить Андрея до отъезда. Васильев хлопнул Андрея по спине и задержался, когда Аспасия пошла вдоль набережной.
— Ссуди червонец до лучших времен, — сказал Васильев.
— Неужели бедствуете? — Андрей не мог скрыть неприязни к Васильеву.
— От нее лишнего не дождешься. Я получаю, что мне положено, что мне нужно для души и тела, а деньги, прости, зарабатываю сам.
— У меня нет с собой денег, — сказал Андрей.
Аспасия остановилась и оглянулась.
— Гриша! — крикнула она. — У Андрея нет с собой денег.
Васильев восторженно выругался.
— Как она меня, мать ее, знает, а?
Его крепкие пальцы мгновенно заглянули в нагрудный карман Андрюшиной рубашки. Но там было пусто.
— Ну ты хитер, — сказал Васильев, — ты хитер. Дай червонец, а то Вревскому скажу! — Он звонко рассмеялся, показывая золотые зубы, и чуть вперевалочку, блестя сапогами с кавалерийскими шпорами, поспешил за Аспасией.
Разумеется, ни Аспасия, ни Васильев более не показывались. Андрей вдруг испугался за Ивана, хоть и ничего их не связывало. Но он не хотел ему беды, а эта парочка, как лиса и кот из «Пиноккио», просто сочилась опасностью и обманом.
И, расставшись с ними, Андрей вдруг понял, что чары Аспасии, чуть было не овладевшие им вновь при встрече, потускнели. Словно близость Лидочки защищала от них… Смешно!
Рассказывая о встрече Лидочке, Андрей подумал вслух: «Может быть, доехать до Ивановой сестры, предупредить археолога?»
Лидочка отговорила Андрея — ей все эти люди были чужды и дела их непонятны. Какие-то контрабандисты и жулики обманывают друг друга. Почему Андрюша должен вмешиваться?
Лидочка никогда не выходила на ночную улицу Трапезунда, не слышала его ночных звуков, не знала его запахов и тревоги. К тому же хоть она и не стала говорить Андрею, но сама мысль о том, что у Андрея появилась приятельница — по профессии своей содержательница публичного дома, была ей отвратительна.
Это настроение Лидочки, наложившееся на невозможность уехать из грязного чужого Батума, привело к их первой в жизни глупой ссоре, после которой они не разговаривали и были несчастны.
Наконец Андрей решил оставить Лидочку и уйти на поиски дома Покровских. Но тут Лидочка не удержалась и расплакалась, и стало не до ухода.
Лидочка долго не могла успокоиться, даже когда они помирились и потом засыпали, она с тоской думала, как хорошо бы сейчас вернуться к маме — именно к маме, — все иные люди на Божьем свете чужие, даже Андрей совсем чужой — и непонятно, за что она должна лежать с чужим мужчиной в одной кровати…
С утра на следующий день прибежал племянник дяди Отара и сказал, что есть один человек, который знает, как поехать в Ялту. И в самом деле оказалось, что на следующий день в Батум придет фелюга, которая везет товар в Евпаторию. Надо было договориться с нужными людьми. Поиски нужных людей и бесконечное их ожидание, потому что нужные люди в самом деле ничего не знали, но более всего боялись, как бы Андрей не догадался, что они ничего не знают, и не отказал в комиссионных, заняли весь день. Затем с вечера ждали фелюгу и смотрели с надеждой на море, над которым клубились лиловые цвета греческого траура, — погода портилась. Фелюга заявилась к рассвету, и ее шкипера удалось увидеть только после обеда, когда он выспался.
* * *
Фелюга была одесская. Ее хозяин, он же шкипер Михай Попеску, плотный, коротконогий романтик в капитанской фуражке с крабом червонного золота, о чем знало все Черное море, но украсть фуражку не смог ни один биндюжник, торопился вернуться домой к концу октября. Фелюга была недогружена, вот он и взял пассажиров.
Михай Попеску был, по обыкновению, пьян и весел — он перебудил весь пансион, подарил возмущенной мадам Ахвледиани сандаловый крестик, освященный в Иерусалиме, и выпил с Отаром бутылку киндзмараули. Андрей с Лидочкой как раз собирались спать, но сон пришлось отложить, потому что они понравились капитану Попеску и он решил тут же, не теряя ни минуты, выйти в море, ночью, не взяв груза. Еще час все уговаривали Попеску подождать до утра и, конечно же, уговорили.
Лидочка ушла спать в половине третьего ночи, а Андрею пришлось остаться — Михай его не отпускал. И ясно было, что если он обидится, то придется ждать следующей оказии до Крыма; когда она объявится — неизвестно.
В коротеньком Михае был удивительный запас энергии — он был как бы увеличенным трехлетним мальчишкой, который производит столько энергичных движений, что взрослый человек уже через час соревнования с младенцем умер бы от разрыва сердца.
Впрочем, Андрей не жалел, что встретился со шкипером. Михай был переполнен удивительными и невероятными историями и, как утверждали знавшие его свидетели, не грешил против истины. А происходило это оттого, что Михаю обязательно надо было сунуть нос в любую драку или авантюру. Потому-то он уже полгода не мог вернуться домой. Некогда было — его затягивали авантюры, которые не приносили денег, а постепенно вели к разорению. Зато Михая знали все, любили почти все, ненавидели немногие, большей частью обманутые мужья.