Сердце бьется быстрее. Неужели я действительно рискну жизнью ради этого – ради победы в любимой лихачами игре?
Я смотрю на огромные ржавые опоры, которые удерживают колесо на месте, и с трудом различаю в темноте перекладины лестницы. Каждая ступенька шириной всего лишь с мои плечи, и перил нет, но подниматься по лестнице все же лучше, чем карабкаться по спицам колеса.
Я хватаюсь за перекладину. Она ржавая, тонкая и разве только не крошится в руках. Я повисаю на нижней перекладине, затем подпрыгиваю, чтобы проверить, выдержит ли она мой вес. Движение пронзает ребра болью, и я морщусь.
– Трис, – произносит низкий голос за спиной.
Не знаю, почему я не вздрагиваю. Возможно, потому что становлюсь лихачкой, а интеллектуальная подготовка – важная часть моего обучения. Возможно, потому что его голос низкий, ровный и почти успокаивающий. Как бы там ни было, я оборачиваюсь. Четыре стоит за мной, перекинув маркер за спину, как и я.
– Да? – откликаюсь я.
– Решил узнать, что ты надумала.
– Ищу место повыше, – отвечаю я. – Не то чтобы я много думала.
Я вижу в темноте его улыбку.
– Хорошо. Я сейчас.
Я на мгновение останавливаюсь. Он не смотрит на меня так, как порой смотрят Уилл, Кристина и Ал, – как будто я слишком маленькая и слабая, чтобы от меня был прок, и оттого им жаль меня. Но если он настаивает на том, чтобы пойти со мной, наверное, это потому, что он во мне сомневается.
– Я справлюсь, – отвечаю я.
– Разумеется, – соглашается он.
Я не слышу в его голосе иронии, но знаю, что она там есть. Должна быть.
Я лезу по лестнице, и через несколько футов он присоединяется ко мне. Он передвигается быстрее, и скоро его руки нащупывают ступени, которые покидают мои ноги.
– Скажи мне вот что… – тихо, чуть задыхаясь, произносит он, пока мы поднимаемся. – Как по-твоему, в чем цель этого упражнения? В смысле, игры, а не подъема.
Я опускаю взгляд на мостовую. Кажется, она уже очень далеко, но я не поднялась и на треть. Надо мной платформа, под самым центром колеса. Именно туда я стремлюсь. Я даже не думаю о том, как буду спускаться. Ветерок, который раньше овевал мои щеки, теперь дует в бок. Чем выше мы поднимемся, тем сильнее он станет. Я должна быть готова.
– Научиться стратегии, – отвечаю я. – Возможно, командной работе.
– Командной работе, – повторяет он.
Смешок застревает в его горле. Похоже на испуганный вздох.
– А может, и нет, – продолжаю я. – Вряд ли командная работа в почете у лихачей.
Ветер становится сильнее. Я прижимаюсь к белой опоре, чтобы не упасть, но так сложнее взбираться. Карусель подо мной кажется маленькой. Я с трудом различаю свою команду под тентом. Несколько человек не хватает – наверное, разведчики ушли.
– Должна быть в почете, – отвечает Четыре. – Была когда-то.
Но я особо не прислушиваюсь, потому что от высоты кружится голова. Руки болят от перекладин, а ноги дрожат, сама не знаю почему. Меня пугает не высота – от высоты меня переполняет энергия; каждый орган, сосуд и мускул в моем теле поют на одной ноте.
Затем я понимаю, в чем дело. В Четыре. В нем есть что-то, отчего мне кажется, что я вот-вот упаду. Или растаю. Или вспыхну ярким пламенем.
Моя рука едва не пропускает перекладину.
– А скажи мне… – он дышит с трудом, – как по-твоему, какая связь между стратегией и… отвагой?
Вопрос напоминает, что он мой инструктор, и я должна чему-то научиться. Облако заслоняет луну, и по моим рукам скользят тени.
– Она… она готовит нас к действию, – наконец отвечаю я. – Научившись стратегии, мы можем ее использовать.
Я слышу, как он дышит за спиной, громко и часто.
– Все в порядке, Четыре?
– Ты вообще человек, Трис? Так высоко… – Он ловит ртом воздух. – Тебе совсем не страшно?
Я оглядываюсь на землю. Если я сейчас упаду, то умру. Но вряд ли я упаду.
Порыв ветра ударяет мне в левый бок, снося вправо. Я ахаю и цепляюсь за перекладины, едва не потеряв равновесие. Холодная рука Четыре ложится на мое бедро, палец касается полоски голой кожи под краем футболки. Он сжимает пальцы, чтобы я не упала, и осторожно подталкивает меня влево, помогая восстановить равновесие.
Теперь я не могу дышать. Я останавливаюсь, глядя на свои руки, во рту пересохло. На бедре словно остался призрачный след его ладони, длинных узких пальцев.
– Все в порядке? – тихо спрашивает он.
– Да, – сдавленным голосом отвечаю я.
Я продолжаю молча карабкаться, пока не достигаю платформы. Судя по затупленным концам металлических прутьев, раньше на ней были перила, но теперь их нет. Я сажусь и сдвигаюсь к краю, чтобы освободить место для Четыре. Не раздумывая я свешиваю ноги вниз. Четыре, однако, садится на корточки и прижимается спиной к металлической опоре, тяжело дыша.
– Ты боишься высоты, – догадываюсь я. – Как тебе живется в лагере Лихости?
– Я не обращаю внимания на страх, – отвечает он. – Притворяюсь, будто его не существует, когда принимаю решения.
Я мгновение смотрю на него. Ничего не могу с собой поделать. Для меня есть разница между тем, чтобы не бояться, и тем, чтобы преодолевать свой страх, как поступает он.
Я смотрю на него слишком долго.
– Что? – тихо спрашивает он.
– Ничего.
Я отворачиваюсь от него и смотрю на город. Надо сосредоточиться. Я забралась сюда не просто так.
Город черный как смоль, но я все равно не смогла бы увидеть, что там вдали. Обзор заслоняет здание.
– Мы недостаточно высоко, – говорю я и смотрю вверх. Надо мной путаница белых прутьев, несущие конструкции колеса. Если забираться осторожно, можно ставить ноги между опорами и поперечинами и оставаться в безопасности. Насколько это возможно.
– Я лезу дальше.
Я встаю, хватаюсь за одну из перекладин над головой и подтягиваюсь. Мои покрытые синяками бока раз за разом пронзает боль, но я не обращаю внимания.
– Бога ради, Сухарь! – молит он.
– Ты не должен идти за мной.
Я изучаю лабиринт прутьев над головой. Ставлю ногу на перекрестье двух прутьев и подтягиваюсь, одновременно хватаясь за третий прут. Мгновение я покачиваюсь; сердце бьется так сильно, что я почти ничего больше не чувствую. Все мысли сжались в точку и пульсируют в едином ритме.
– Нет, должен, – отвечает он.
Это безумие, и я это знаю. Ошибка в долю дюйма, полусекундное промедление, и моя жизнь оборвется. Жар раздирает мне грудь, и я улыбаюсь, хватая следующий прут. Я подтягиваюсь, мои руки дрожат, я упираюсь ногой и встаю на очередную перекладину. Обретя равновесие, я смотрю вниз на Четыре. Но вижу не его, а землю.
