Раньше я не понимал, как можно быть готовым отдать все за жалкую щепотку белого порошка.
Теперь понимаю.
Только где ее взять, эту щепотку?
Нет, где взять — это не проблема. Достаточно звякнуть на сотовый Сушняку, и максимум через полчаса этот тип, который сам никогда не испытывал, что такое постнаркотический синдром, но прекрасно осознающий, что такой нарк, как я, пойдет на все, чтобы заполучить дозу, заявится и спасет меня от медленной гибели.
Этакая «скорая помощь» для наркоманов — вот кто такой Сушняк.
А ведь по его внешнему виду вовсе не скажешь, что он из тех наркодельцов, которых телевидение изображает не иначе, как разодетых с иголочки здоровяков, обвешанных золотыми цепями и курящих исключительно гаванские сигары.
Нет, не таков наш скромный спаситель.
Это довольно тщедушный очкарик с личиком умненького студента-отличника, и ходит он вечно в одном и том же тренировочном костюмчике стоимостью двести рублей.
Куда Сушняк девает деньжищи, которые дерет со своих клиентов, — одному богу известно. Может быть, он — лишь мальчик на побегушках у более крутых боссов и исправно относит им всю свою выручку, довольствуясь жалкими грошами. Меня это никогда не интересовало.
Однако в кредит и в долг он никогда не дает.
Я со стоном слез со своего расхлябанного ложа и отправился в нелегкий поход к комоду.
Голова гудела, как медный таз, в который били кувалдой, а руки и ноги тряслись, выделывая независимо от моей воли немыслимые пируэты. Из-за этого я споткнулся об оказавшийся на моем пути стул и едва не навернулся. Со злобой пнул его так, что он с грохотом отлетел в угол. Как когда-то забавная игрушка в виде пса-робота...
Ладно, к чертям все воспоминания!
В самом деле, разве не может быть так, что когда я снял остатки денег со своего счета, то решил отложить сколько-то на запас, а потом и сам забыл про это? Потому что был пьян или под кайфом... А теперь на поверхность сознания всплыло воспоминание о заначке — и было бы здорово, если бы оно сбылось наяву.
Хорошо, пусть там будет не пять «штук», а три... или хотя бы одна... Мне и нужно-то всего пару граммов... А один грамм стоит пятьсот... если, конечно, у Сушняка не поднялись за последнее время расценки... От очкарика ведь всего можно ожидать. Сколько раз он, заявившись ко мне, объявлял с сочувствующей миной: «Инфляция, брат... В мире все дорожает».
Вот именно. Все — кроме человеческой жизни. Похоже, на сегодняшний день это самый дешевый и никому не нужный товар...
И тогда мне приходилось бежать в ломбард, или в «секонд хэнд», или в лавку подержанной мебели под названием «комиссионка» и толкать очередной предмет своего движимого имущества. По дешевке, разумеется. Но где можно еще добыть деньги? Кто возьмет даже на самую грязную работу человека, которому на вид можно дать не двадцать семь, а пятьдесят, с ввалившимися в орбиты больными глазами, трясущимися руками и исхудавшим до состояния освенцимских узников телом?
Только на данный момент продавать мне больше нечего — квартира уже и так пуста, как дом, подготовленный под снос.
Диван, стул да комод — вот и вся мебель. Но за них много не выручишь. А о тряпье и вообще говорить нечего.
Тупик.
Ладно, посмотрим, есть ли все-таки заначка в комоде или она мне приснилась.
Поднатужившись, я выдрал из недр комода заветный ящик так, что брызнули во все стороны щепки и, поставив его прямо на пол, уселся рядом — ноги уже не держали даже тот подростковый вес, которым я сейчас обладал.
Нетерпеливо повыкидывал дырявые носки и мятые носовые платки из ящика.
Хм, как и следовало ожидать — никаких следов пачки цветных бумажек, перехваченной для надежности резинкой.
Проклятье!
В бессильной злобе я толкнул ящик по полу так, что он врезался в противоположную стену и в нем что-то хрустнуло.
Стало еще хуже. К горлу подступила тошнота, сердце уже не умещалось в груди и норовило выскочить наружу из-за ребер. Тело покрылось противным, липким потом.
Я свернулся калачиком на полу, не обращая внимания ни на мусор, ни на стайки обнаглевших от безнаказанности тараканов.
Спасения нет и не будет. Остается один-единственный способ разом избавиться от мучений.
Разве? Подожди-ка, а с чего ты взял, что должен честно покупать зелье? Или в тебе еще теплятся остатки представлений о нравственности и порядочности? Давным-давно пора избавиться от них. Тем более когда имеешь дело с такими гадами, как Сушняк и его хозяева. В сущности-то, для этого надо немногое.
И тогда я решился.
Кое-как собрал свои кости с пола и протащил их на кухню.
Там, прямо на полу, среди груды грязной посуды стоял телефонный аппарат — не раз битый, кое-как залепленный скотчем и изолентой.
Теперь главное — чтобы он работал. А то ведь телефон могли отключить за систематическую неуплату.
Я двумя руками снял трубку и с радостью обнаружил, что гудок в ней слышен.
Значит, живем, братцы!
Чтобы набрать заветный номер, ушла не одна минута — одеревеневшие дрожащие пальцы никак не могли подчиниться сигналам мозга.
Наконец связь с Сушняком состоялась. Как всегда, откликнулся он мгновенно — словно только и делал, что ждал моего звонка.
Мы быстренько договорились, и я опустил трубку на рычаг.
Нож нашелся в раковине, под грязными тарелками, и я зачем-то тщательно отмыл его от наслоений жира и грязи. Словно готовился к хирургической операции...
План мой был прост до гениальности. Когда пожалует Сушняк, надо припугнуть его ножом и отобрать весь имеющийся у него «товар». А потом... Впрочем, в моем нынешнем состоянии не имело смысла представлять последствия грабежа своего наркодилера. Гораздо интереснее было мечтать о том, как я вколю себе первую дозу в иссохшую вену.
Ничего, с Сушняком и его хозяевами мы как-нибудь потом рассчитаемся. В конце концов, они сами виноваты в том, что первое время бесперебойно снабжали меня зельем, даже великодушничали, сволочи, предлагая «товар» взаймы, под честное слово («Ну что ты, Алик! Потом отдашь должок, когда деньги будут»). И так длилось до тех пор, пока я не стал полностью зависеть от этой шайки-лейки...
В милицию, во всяком случае, они точно не обратятся, а штурмовать мою квартиру вряд ли решатся. Наверное, примутся караулить, когда я выйду. А я и не собираюсь выходить...
Мысли в моей голове и время текли одинаково медленно. Я слонялся из угла в угол в ожидании Сушняка, пытаясь спрятать на себе нож так, чтобы он не бросался в глаза сразу и чтобы вытащить его можно было мгновенно.
Какое-то время я еще пытался размышлять над тем, как поведет себя очкарик, когда я приставлю кончик лезвия к его горлу, но мозги мои, видно, основательно заржавели, потому что ничего путного из этих прогнозов не выходило.
