— Элла не зря говорит, что ты циник, — сказал Веня, морщась от боли. — Ты имеешь в виду мельницу и медведя?
— Да, прогресс цивилизации сильно бьет по сказкам. Сказку, как видно, можно эксплуатировать. В хороших ли, плохих целях, но эксплуатировать. Медведь стреляет из пушки, а из селедки делают осетровую икру. Главное, чтобы никто не удивлялся. Был бы дракон, сторожил бы колхозный амбар.
В комнате разливались голубые сумерки. Далеко-далеко раскатился гром, потом на мгновение комнату высветило зарницей.
— Свет зажечь? — спросил Андрюша.
— Не надо. А если это не сказка? — сказал Вениамин. — Если ей есть физическое объяснение?
— Что ты имеешь в виду? — спросил Андрюша.
Ему хотелось спать и не нравилось, как блестят глаза Вениамина. Ангелина звенела посудой — мыла ее на кухне.
— Марциальные воды, — сказал Вениамин. — Эти загадочные марциальные воды для императрицы.
— Которые были развенчаны коварным медиком Блюменквистом.
— Но если в восемнадцатом веке до Петербурга докатился слух, он должен был на чем-то основываться!
— Кто-то хотел выслужиться и сыграл на царицыном суеверии, — сказал Андрюша и задремал. Слова Вени достигали его сознания, но путались с дремой, с началом сна.
— А если этот источник существует? На верстовом столбе у пушки есть надпись: «До Царицына ключа 9 верст». Подумай, какие здесь бабочки, рыбы, ягоды, Гришка наконец! Разве бывают такие крупные вороны?
— И молоко, — откликнулась Ангелина из кухни, голос ее был далеким-далеким: Андрюша вновь бежал за грузовиком… — Есть ключ, приближался девичий голос. — В горах, в лесу. Никто туда не ходит: ход завалило, секунд-майор как сгинул, так и завалило. Откуда у нас в реке такая вода хорошая? Дед Артем говорит: санаторий надо ставить. Она же откуда-то течет? Живая вода, живая вода — в этом есть смысл?
Живая вода текла и текла перед глазами Андрея, сияя на солнце и переворачивая маленькие камушки.
— Елена туда ходила, — сказал кто-то, — майора водой поливала, а царице не досталось. Смешно, правда? Царские сатрапы остались с носом.
Андрюша так и заснул, облокотясь о стол, и спал, пока рука не ушла в сторону и голова не ткнулась носом в скатерть. Показалось, что секунд-майор ударил палкой по лбу его, а не Веню… В комнате горел свет. Эдуард Олегович с тревожным, смущенным лицом склонился над кроватью. В одной руке он держал чайную ложку с таблеткой аспирина, в другой — стакан воды.
— Выпей, — говорил он Вениамину, — это проверенное средство. Поможет обязательно.
— Ему бы укол сделать, — сказал со сна Андрей.
— Зачем? — Глаза Вениамина агрессивно горели. У него начинался жар. — Мне лучше.
Таблетку он все-таки проглотил.
— Я тоже устал за сегодняшний день, — сказал Эдуард. — Испытания, выпавшие на мою долю, когда я не жалея сил мчался в село Красное за помощью! Нет, я не набиваю себе цену…
— Мы так не думаем, — сказала Элла, глядя на него с сочувствием, которое раздражало Андрюшу. Он подошел к окну. Гром гремел чаще, а ветер уже наскакивал на дом так, словно хотел помериться силой со стенами. Андрюша прикрыл окно, и Веня сказал:
— Не надо, Андрюша, душно.
Элла положила ладонь на лоб Вене.
— Ну-ка, — сказала она, — давай еще разок поставим градусник.
Веня не сопротивлялся, глаза его горели, он что-то шептал.
— Что такое? — спросила Ангелина.
— Шучу, — прошептал Веня, — шучу, не обращайте внимания. — Он улыбнулся, но глаза смотрели отрешенно.
Дверь приоткрылась. Вошел дед Артем.
— Большая непогода, — сообщил он, оглядев сидевших в комнате. — А вы лекарство ему давали? Нужны антибиотики.
— Виноват, — сказал Эдуард. — Но ведь это первый случай в нашей деревне за два года. Я лекарства давно не выписывал.
— Он ездил на велосипеде в Красное, — сказала Элла.
— Небось не доехал, — усомнился дед.
— Велосипед сломался, — сказал Эдуард. — Можете посмотреть, колесо пополам. Чуть живой остался. Была бы еще одна жертва.
— Хватит жертв, — сказал дед, все еще стоя над Вениамином. — Ему бы живой воды.
— Неплохо бы, — сказал Эдуард Олегович. — Но лучше вертолет.
— Я пойду в Красное, — сказал Андрюша.
— Ты не дойдешь до утра, — сказал Эдуард. — Тридцать пять километров под ливнем и в бурю.
— Я не могу позволить, — сказала Элла.
Три старухи из тех, что сидели вчера перед клубом, а потом пели для Эллы, вошли рядком, сели, поклонившись, на скамью у двери, отказались от чаю.
— Ты не пришла, — сказала одна из них Элле. — Вот мы и пришли.
— Спасибо, — ответила Элла. — У нас несчастье.
— Знаем, — сказали старухи. Они были разные, но схожи с Ангелиной глазами, чистотой кожи и статью.
— Спасибо, — сказал и Веня, окинув их лихорадочным взором. — Вы пришли петь? Пойте, вы мне не мешаете.
— Плох, — сказала одна из старух. — Жар повышается.
— А у Эдуарда, конечно, антибиотиков нету, — сказала вторая.
— Мне они были не нужны. Здесь все здоровы. Я даже их не заказывал.
— За живой водой надо, — сказала первая старуха.
— Я пойду в Красное, — сказал Андрюша, — вызову вертолет.
— Вертолет — это хорошо, но лучше бы его не трогать, — сказала вторая старуха. — Живая вода лучше.
— Живая вода, жилая вода, пожилая вода, — мелодично и тихо запел Вениамин.
— Чувствует, — сказала первая старуха.
— Нуждается, — подтвердила третья, а вторая напомнила:
— Девица должна идти. Любящее сердце. — И все обернулись к Ангелине. Та покраснела, сказала серьезно:
— Я бы пошла, но пути не знаю.
— И никто не знает, — сказала первая старуха, — но ходили.
— Туда же ход потерян, завален обвалом, — сказал Эдуард.
— Ход потерян, — согласился дед Артем, — я проверял.
— Проверка — это, конечно, современно, — сказала первая старуха, — а моя бабка старика своего выходила, когда его волки задрали. Помирал ведь…
— А как она туда ходила? — спросил Эдуард.
— Незнамо, — ответили старухи. Потом третья сказала:
— Верно, Гришка дорогу знает к Царицыну ключу.
— Нет дороги, — сказал дед Артем. — Останемся, бабы, на почве исторической правды.
— А ты, баламут, молчи. Тоже мне, привидение! Не твоя колготня, стояла бы мельница, — сказала первая старуха.
— Стояла бы? А вы знаете, что там селедочную икру в черную красили?
— Красили, — согласились старухи. — На той неделе милиционер обещался приехать. Без шуму.
— Все-то вы знаете, бабы, — сказал дед с отвращением.
