— Как дела, крошка?
Приятели уселись по правую руку от девушки и незамедлительно завели совершенно ничего не значащий разговор. Похоже, они считали своим долгом развлекать очаровательную спутницу.
— Сегодня прохладно, не находите ли?
— Да. И особенно резкий ветер.
— Погода меняется к худшему.
— Знает ли мисс новую песню, чрезвычайно популярную сейчас в Европе?
Шева рассеянно кивала, порой снисходя до односложного ответа. Ей было не до пустой болтовни, хотя это и не означало, что Охотница не приглядывалась к ним. Любой из них мог оказаться Арктуром, как, впрочем, и любой из остальных. Даже сам Шольц. Теоретически это не было исключено. Арктур разрабатывал свои операции на высочайшем уровне, он мог просчитать комбинацию еще до своего ареста и соответственно подготовиться.
Помешав в последний раз булькающее варево, Ганс снял котелок с огня. С помощью Нойберта он разлил еду по мискам, первую из которых получила Шева.
— Приятного аппетита, мисс Лурн!
— Спасибо.
Старательно дуя на ложку, девушка принялась за еду, при этом не оставляя ни на мгновение вниманием своих спутников. Немцы ели очень по-разному. Прунц противно чавкал и, косясь на полковника, бормотал вполголоса приятелю насчет какой-то стопки. Шольц и Раубен жевали молча: первый с присущим ему аристократизмом, второй жадно и неопрятно. Пауль хлебал почти нехотя, время от времени исподлобья поглядывая на Шеву. Девушка никак не могла отвязаться от ощущения, будто Пауль изучает ее. С одной стороны, это было несколько подозрительно, с другой, если предположить, что юноша влюбился в нее, — естественно. Кроме того, Арктур ни за что не выдал бы себя назойливым любопытством.
Да, скорее всего, Пауль был неравнодушен к Шеве. Да и как в нее не влюбиться! Девушка улыбнулась польстившей ее самолюбию мысли и обожгла губу. Попеняв на себя за кокетство, Шева зачерпнула новую ложку похлебки и принялась старательно дуть на нее.
Варево было горячим и не слишком аппетитным. Задумывалось оно как луковый суп, но добавленные для калорийности мука и мясо породили вкусовую нелепицу. Шева была лакомкой, поэтому дурно приготовленная пища отравляла ей настроение. Но ничего, сейчас главным было сохранить силы. По возвращении в абсолютное настоящее она возьмет свое и отведет душу на всяких вкусностях. Кстати, от диеты, какую предлагало ей относительное настоящее, Шева должна похудеть, так что никто, даже ядовитый на язык Сурт, не сможет поставить ей в укор чревоугодие.
Шева так размечталась о предстоящем празднике желудка, что не заметила, как расправилась со своим супом.
Тем временем один из шерпов вычистил котел, набил его снегом и вновь водрузил на огонь. Шольц и его команда дружно отставили опустевшие миски и закурили. Приятно покурить и расслабиться в ожидании чая. Мужчины завели неторопливую беседу. Говорили они преимущественно по-английски, чтобы мисс Лурн понимала их, но порой позволяли себе перейти на родной язык. Это случалось, когда кто-нибудь или забывался, или желал сообщить нечто, не предназначавшееся для ушей переводчицы. В таких случаях Шева делала равнодушное лицо, а на деле чутко прислушивалась к обрывистым фразам, благо мнемотический переводчик позволял без проблем вникать в смысл незнакомых слов. Из этих разговоров Шева выяснила немало полезного как о предприятии, затеянном Шольцем, так и о людях, с которыми по воле судьбы и Управления ей приходилось путешествовать по горам. Немцы, сами того не подозревая, подтвердили, что охотятся за копьем. Шеве не до конца была ясна цель, для какой им требовалось копье, но то и дело произносимое слово Macht[15] говорило само за себя. Власть — слово краткое и жесткое во всех земных языках. Стремление древних людей к власти представлялось Шеве неестественным. Нездоровая психология, присущая больному дикостью обществу. Впрочем, здесь было над чем подумать. Шеву всегда интересовала психология древних. Одно время, подражая бросающемуся из одной крайности в другую Арктуру, она даже намеревалась всерьез заняться этой проблемой, но, к счастью, вовремя одумалась. Она — и вдруг специалист по древности! Шеве стало смешно, и она улыбнулась. Однако через мгновение ее лицо вновь посерьезнело. Абстрактные, пустые размышления лишь отвлекали ее внимание, никак не способствуя конечной цели — найти и обезвредить Арктура.
Но Macht, Macht и еще раз Macht! Вот и сейчас навязчивое Macht то и дело вплеталось в общий разговор, в сущности вполне безобидный.
Беседу завел весьма охочий поболтать Прунц.
— Скоро конец нашим мытарствам, — произнес он, зевнув, на что Нойберт не замедлил возразить:
— Ты забываешь, что нам еще предстоит обратный путь!
— Главное, чтобы мы раздобыли его. — Прунц улыбнулся и многозначительно посмотрел на Шеву. — Как полагаешь, нас наградят?
— Наверняка.
— А что скажет на это господин полковник?
Шольц холодно посмотрел на своего подчиненного.
— Служить родине — высшая награда для солдата! — отрезал он, нервным движением пальца стряхивая пепел со вставленной в мундштук сигареты. — Мы сделаем великой Германию, а Германия сделает великими нас!
— Конечно, господин полковник! — поспешно согласился Прунц, выразительно покосившись на своего приятеля. — Но хотелось бы, чтобы о нас не забыли.
— О нас не забудут. В случае успешного завершения миссии всех ждут повышения и награды. Вы получите чин лейтенанта, о котором мечтаете.
Прунц испустил вздох.
— Хотелось бы верить! Будет обидно, если после блужданий по горам мы останемся с носом.
— Мы дадим Германии силу! — вмешался Раубен, и в маленьких глазках его вспыхнул исступленный восторг. — И эта сила позволит нам, то есть Германии, властвовать над миром!
— Хайль Гитлер! Правильно, Раубен, — поддержал своего помощника Шольц. Слова полковника звучали вроде бы похвалой, однако взгляд, которым он одарил Раубена, нельзя было назвать дружелюбным. Аристократ Шольц явно презирал выскочку Раубена, но полковник Шольц никогда не выказывал своих чувств. Шева уже успела присмотреться к этим людям, и для нее не было секретом, что Раубен обладает тайной властью. Он никогда ни словом, ни жестом не намекал на это, но если ему приходило в голову дать совет, полковник, как правило, принимал его.
— Великая власть! Macht! — прошептал Раубен, по обыкновению переходя на родной язык. — Власть над соседями, власть над Европой, над всем миром! Мы получим ее, если только сумеем раздобыть…
Тут Раубен осекся и посмотрел на сидящую напротив Шеву. Взгляд его был тяжел. Потом на губах немца появилась усмешка, от которой Шеве захотелось вздрогнуть.
