— А я — знаю. Человек не может активно жить в течение тысячелетий. Он либо превращается в подобие полипа: сидит на одном месте и не мыслит, либо перегружает свою память в какой-нибудь архив, а сам живёт юным балбесом в прежнем теле. И то, и другое, на самом деле — смерть.
— Зачем же тогда люди добивались бессмертия?
— Потому что они не хотят умирать.
Верис задумался ненадолго, потом сказал:
— Это верно. Бессмертие предполагает отсутствие смерти, но не предполагает присутствия жизни. Раньше я об этом не думал.
— А у меня было время об этом поразмышлять
— У тебя настоящего или — Верис чуть было не кивнул в сторону Стана, лишь в последний момент сдержался. На того, с кем беседуешь, нельзя указывать, словно на бездушный предмет.
— Или — улыбнувшись, ответил Стан. — У настоящего, боюсь, столько времени в запасе не было. Дело в том, что после окончания работы я, вернее, мой прототип, ушёл на Землю, а там у него не было никаких шансов прожить столь долгий срок. Назад он не возвращался, это бы я знал.
— Значит, на Землю, всё-таки, можно попасть?
— Зачем тебе это, мальчик? Поверь, Земля — очень неприятное место.
— Там можно отключить собственную систему безопасности, — упорно повторил Верис.
Стан удивлённо приподнял брови.
— Интересно про волков! Скажи на милость, зачем тебе это понадобилось?
Верис мельком отметил незнакомую поговорку, но не стал отвлекаться, основная нить беседы казалась важней.
— Это мне очень надо.
— Тогда мой тебе совет. Оставшись без защиты, побыстрей возвращайся назад. Вряд ли земляне помнят, как бесцеремонно мы хозяйничали на Земле, но нелюбовь к чужакам должна войти у них в плоть и в кровь.
— Вы уже давали этот совет, — заметил Верис, забыв на минуту, что говорит не с живым человеком.
— К тому же, развитие на обнищавшей планете должно прекратиться или принять уродливые формы, и я не возьмусь судить, до какой степени деградировало тамошнее общество, — продолжал Стан.
Верис согласно кивнул. Обнищать — передвинуться вниз. Обнищание подразумевает падение и деградацию всех сторон жизни.
— В любом случае, — заключил Стан обязательное сообщение, — никому не говори, кто ты и откуда. Целее будешь.
— Защиту там снять можно? — переспросил Верис. — Несмотря на то, что там опасно
— Защиту снять нужно. Собственно говоря, она будет снята автоматически. Для этого мы и изолировали Землю, чтобы туда не впёрся какой-нибудь неуязвимый обормот. Так что, на Земле ты будешь абсолютно на равных с аборигенами. И современного оружия тоже не пронесёшь, батареи разрядятся, иные источники энергии тоже работать не станут.
— И зачем же ты ушёл на Землю, если там всё так плохо?
— Потому что здесь было бы ещё хуже. Совесть это, знаешь ли, такая штука сделал правильно, а она гложет. И никакая система безопасности избавить от этой беды не сумеет.
— Но ведь совесть — Верис запнулся, понимая неуместность полного цитирования, — совесть разбирает, когда сделано хорошо, а кода плохо, и, если вы со своими друзьями делали как надо, то и совесть молчит.
— Совесть никогда не молчит, разве что помалкивает до времени. Дело в том, что люди, оставшиеся на Земле, заперты там навечно. Они не имеют бессмертия и, значит, продолжают нормально жить и размножаться. Происходит смена поколений, но развития нет. Планета истощена, она не выносит нового человечества. Так что надежды у тех людей нет никакой. И лишил их надежды я, когда изолировал Землю. По совести, после этого я должен разделить их судьбу.
— Понятно, — Верис кивнул, хотя и понимал, что понятно ему далеко не всё. Но если задавать новые вопросы, разговор, как это уже случилось, пойдёт по кругу. Всё-таки, перед ним часть программы, а не живой человек. Вопросы надо задавать конкретные и получать на них однозначные ответы. И Верис спросил:
— Если я пойду назад, собственная система безопасности снова включится?
— Нет, конечно. Она же не знает о тебе и не видит тебя. Нужно через личный жетон или общий терминал вызвать службу спасения, тогда тебя возьмут под охрану. Если ты, конечно, не будешь в это время на Земле, — Стан усмехнулся саркастически, — там ничего такого не требуется. Через личный жетон можешь поговорить с информационными сетями — и только. Кстати, обрати внимание, как оформлен портал. Пока ты подключён к общей системе, ты просто видишь внепространственные туннели. Но сам по себе человек не приспособлен к космическим путешествиям, поэтому там всю эту механику придётся включать вручную. Если портал окажется разрушен, вход нетрудно обнаружить с помощью личного жетона. Сам понимаешь, с информационными сетями у тебя связь сохранится.
У Вериса не было личного жетона, но он не колебался и мгновения. Прощально кивнул Стану, сказал: «Ну, я пошёл», — и шагнул в проход, за которым угадывал дрожащую пустоту пространственного прокола.
Казалось бы, ничего особенного не произошло — обычный гиперпереход — но, обернувшись назад, Верис не обнаружил прохода, из которого вышел. Там тянулся такой же пустынный берег, что и впереди.
Хотя Стан только что растолковал, что произойдёт, Верис ощутил мгновенный укол удивления, смешанного с тревогой. У него действительно пропали почти все органы чувств, ведь на самом деле видела, знала и ощущала программа, а Верис пользовался её данными, не задумываясь. На то они и данные, что даны изначально и не требуют, чтобы над ними задумывались.
За-думываться — приниматься думать. Но это же слово можно членить иначе, выделяя вместо приставки ещё один корень, так что слово становится сложным: «зад» и «ум». И если ты не подумал заранее, то остаётся быть умным задним числом, когда уже ничего не исправишь.
Висел бы на шее личный жетон, Верис и не заметил бы пропажи портала. А теперь — ищи, где он находится, и как активизировать невидимый проход. Ничего похожего на ручное управление порталом, которое Верис разглядывал секунду назад на заброшенной станции, здесь не оказалось. Берег был выглажен временем до естественной ровности.
Ровное место — человек, нахватавшийся вершков, но не обладающий настоящими знаниями, может подумать, что это то же самое, что «пересечённая местность». Мол, ровный, — рассечённый многочисленными рвами. А на самом деле, не ровный происходит ото рва, а наоборот. Ров это выровненный ручей, текущий не по своей прихоти, а по указке мелиоратора.
На берегу не было ни рвов, ни остатков строений, указывающих, что некогда здесь находился прообраз нынешнего Транспортного центра. Один лишь вылизанный тысячелетиями берег. Путь назад отрезан.
