– Ты, – сказал Василий. – Давай отсюда.
– Есть!
Юнец быстренько закрыл какую-то коробку, воткнутую в консоль, потом отдал честь и отступил в зону нулевой гравитации. Василий, еще не до конца успокоившись, сумел сесть на стул возле стола и стал ждать, пока появится инженер-капитан третьего ранга Крупник. Уже 11:00, а что он за сегодня сделал? Ничего; разве что понял, какой должен быть девиз у Космофлота: «Спеши и жди». Гражданин этим доволен не будет.
* * *
А тем временем на мостике линейного крейсера «Полководец Ванек» шел обратный отсчет перед активацией главного двигателя.
«Полководец», как флагман экспедиции, располагался в сердце первой эскадры, состоящей, кроме него, из трех линейных крейсеров более раннего класса «Прославленный» и двух линкоров класса «Победа»: «Камчатка» и «Регина» (к сожалению, давным-давно видавших лучшие дни). Эскадра номер два, состоящая из смешанных сил – легких крейсеров, миноносцев и ракетоносцев, – должна была выступить через шесть часов после первой, а следом, через восемь часов, – корабли обеспечения: семь сухогрузов и лайнер «Мечта Сикорского», переоборудованный в госпитальное судно.
В межзвездном смысле «Полководец Ванек» был «простой зверь»: девяносто тысяч тонн корабля и тысяча человек команды, удерживаемые на тугой орбите вокруг черной дыры размером с электрон и массой с горный хребет. Дыра эта – ядро двигателя – вращалась вокруг своей оси так быстро, что горизонт событий у нее был проницаемым, и использовалась она, чтобы перемещать корабль, щекоча эту сингулярность разными способами. На нерелятивистских скоростях «Полководец» маневрировал, выбрасывая массу в ядро. Сложные квантовые туннельные взаимодействия – жульническая игра внутри эргосферы – преобразовывали эту массу в чистый импульс. На более высоких скоростях энергия, закачиваемая в ядро, могла использоваться для генерации прыжкового поля, схлопывая квантовый колодец между кораблем и каким-либо удаленным пунктом.
У ядра были и другие применения: это был дешевый источник электроэнергии и радиоизотопов, и еще: чуть-чуть подергивая звездный привод, можно было использовать его для генерации местного гравитационного поля искривленного пространства. В качестве последнего средства – выбросить его за борт и использовать просто как оружие. Но если нужно описать его одним словом, то вот это слово: «маневренность». Восьмимиллиардотонные точечные массы под прямым углом не сворачивают.
Матрос придержал дверь, и Крупкин, отдавая честь, отрапортовал:
– Инженер-капитан третьего ранга Крупкин докладывает о состоянии двигателей, господин капитан первого ранга!
– Отлично. – Командир корабля Мирский кивнул из своего кресла. – Входите, входите. Чем порадуете?
Крупкин чуть-чуть расслабил мышцы.
– Господин капитан, все системы в рабочем состоянии. Готовы к движению в любой момент. В настоящее время наш статус… – он быстро отбарабанил результаты последней серии наблюдений и закончил: – Модификации управления двигателем, произведенные по вашему указанию… господин капитан, мы никогда еще с таким не работали. С виду все в порядке, самопроверка систем неисправностей не выявила, но больше я ничего не могу сказать, пока не будут распечатаны черные ящики.
– Нормально будут работать, – кивнул Мирский.
Крупкину хотелось бы разделить уверенность, прозвучавшую в его голосе: черные ящики, доставленные всего неделю назад и встроенные в схемы управления главного прыжкового двигателя, такой уверенности ему не внушали. И если бы приказ поместить их в систему не пришел с самого верха и не относился ко всем кораблям флота, он, Крупкин, устроил бы нечто, настолько приближенное к скандалу, насколько устав бы позволил. Его дело – следить, чтобы двигатель работал, а потому, черт побери, он должен знать все о том, как он работает! В этих коробках могло быть все что угодно – от передовых (шепотом: запрещенных!) высоких технологий и до крошек-эльфов, а отвечать за их работу ему.
Тут с кресла встал бородатый человек на той стороне мостика.
– Разрешите доложить, господин капитан?
– Разрешаю.
– Я закончил загрузку навигационных элементов от системного диспетчера. Сейчас они вводятся в автопилот. Будем через десять минут готовы начать раскрутку к отлету.
– Отлично, лейтенант. А, связист! Мои наилучшие пожелания адмиралу и контр-адмиралу, и мы готовимся к старту через десять минут. Лейтенант Хельсингас, действуйте согласно плану отлета, полученному от диспетчерской службы. Руль ваш.
– Есть руль мой! Старт через десять минут.
Хельсингас наклонился над переговорной трубой. Матросы вокруг него завертели медные рукоятки и задвигали рычажки, со спокойной точностью посылая импульсы по стальным нервам, которые превращали корабль в почти живой организм. (В машинном отделении наноэлектроника была незаменима, но Адмиралтейство Новой Республики придерживалось мнения, что на мостике корабля с героическим экипажем воинов Империи такие технологические мерзости просто неуместны.)
– Так, капитан, – кивнул Мирский механику. – Ну, хорошо в конце концов все-таки сняться с якоря?
Крупкин пожал плечами.
– Мне будет приятнее, когда мы окажемся в плоском космосе. Слухи всякие ходят.
На миг улыбка капитана погасла.
– Да, конечно. Вот потому-то мы с самого отлета идем с людьми на всех боевых постах, и будем так идти до первого прыжка. Ничего наперед не знаешь, и контр-адмирал хочет быть уверенным, что нас не ждут ни шпионы, ни пусковые установки вражеских ракет.
– Разумная предосторожность, господин капитан первого ранга. Разрешите вернуться на пост?
– Разрешаю. С богом, капитан!
Крупкин отдал честь и направился в машинное отделение со всей скоростью, которую позволяли развить его короткие ноги. Он подумал, что его ждет напряженное время, даже с таким консультантом, как Мартин, который помогал ему заставлять работать эту магию в ящиках управления двигателем.
* * *
Колония Критиков извивалась и пролезала в туннели в своем алмазном гнезде, высиживая всеобъемлющий критический обзор. Молодой и энергичный вид, потомки от одной из ветвей пост-сингулярного цветения, распространившихся вслед за диаспорой три тысячи лет назад, они очень мало что сохранили от человеческого генома в своих холодных чешуйчатых телах. Вопреки земному наследию, только мозги их тесно связывали с монофилетическим таксоном sapiens – поскольку не все изгнанники с Земли были людьми.
Будучи нахлебниками, Критики не имели прямого доступа к фестивальскому созвездию релейных спутников или к обширной сети визуальных и звуковых сенсоров, рассеянных по поверхности планеты. (Почти все сенсоры Фестиваля переносились на крыльях крошечных инсектоидов-роботов, которыми набили биосферу, посылая миллион штук на каждый телефон, упавший с орбиты.) Критикам приходилось создавать собственные устройства: неуклюжие сети глаз-шпионов на низкой орбите, крылатых беспилотных роботов наблюдения и ненадежных жучков, прицепленных на карнизы окон и дымовые трубы важных зданий.
