Сергей Павлов - Избранные произведения

Держа блондинку за руки на весу, точно ребенка, он перебрался с бордюра на ковротуарные плиты, перешагнув кусты зеленого ограждения. Огляделся. Уложить ее здесь было негде. Ближайшая парковая скамья светила катофотами далеко за пределами голубых владений Повелителя Времени. Как быть?..

Молодая полуобутая женщина, беспомощно обвисшая в его приподнятых руках, напоминала распятие. Он посмотрел ей в лицо. Настроился на ясночувствие, нащупал и «развернул» спиральки остаточного напряжения аффектации. Спазм сосудов головного мозга, по-видимому, прекратился — ультрамариновые ресницы на припухших от слез серебристо-фиолетовых веках затрепетали. Нельзя было позволить ей открыть глаза прежде, чем удастся погасить пылающие костры двух воспаленных точек гипоталамуса. Какой по счету будет нарушен сейчас параграф МАКОДа?..

— Тяжелы веки твои, ангел мой, тяжелы неподъемно, — заговорил Кир-Кор, используя самые мягкие фонемы геялогоса. — Прекрасным глазам твоим не нужен пока яркий свет. Тебе не нужно пока ничего, кроме легкого сна. Сон… умиротворительный сон-мечта владеет тобой. Твои сновидения птицами реют среди серебряных лун и синих цветов…

Голова ее поднялась, обнаружив незагорелую, бледную шею, лицо ожило — озарилось потаенным смыслом, глаза (как и было задумано) остались закрытыми.

«Классический вариант лечебногипнотического транса, — отметил внутренний голос. — Поздравляю, медиум-дилетант, но лечение словом у тебя на этом кончается».

Внутренний голос был прав: психоанастезией быстро и действенно гипоталамусу не поможешь, здесь нужна ментакинетическая (страшно сказать) хирургия. Или хотя бы волновые уколы в структурную область, ответственную за жизнекачество инстинкта самосохранения. Иначе инстинкт может опять не сработать…

«Не помнишь, чего там положено за «особо дерзкие» нарушения?»- подумал медиум-дилетант.

«Плевать», — сказал внутренний голос.

«Плевать», — согласился профессионал-волновик, готовясь к «особо дерзкому злоупотреблению кинетикой биоэнергетического воздействия». Медиум (на всякий случай) продолжил:

— Грудь твоя в полете за нежными птицами снов невесома, дышит легко. Светла и легка голова, невесомы руки и плечи…

Сухой щелчок под ногами чуть не испортил все дело. К счастью, медиум мгновенно сообразил, что это мог быть звук падения на тротуар второй туфельки. Хирург-волновик попросил медиума не отвлекаться. Сосредоточился.

Точки-костры гипоталамуса потускнели, утратив опасную яркость…

Кир-Кор позволил себе расслабиться и осторожно опустил спящую так, чтобы ступни ее коснулись ковротуара.

— Бедра твои наливаются тяжестью, — объяснил он ей утрату псевдоневесомости, — ноги прочно стоят на земле. Я за тебя спокоен. Через минуту руки твои лягут на бедра, ты проснешься и забудешь мой голос. — Разжав пальцы, он освободил запястья своего неожиданного пациента, мельком взглянул на часовые цифры Колеса Времени и не замедлил отойти к изгибу ковротуара, откуда начинался отмеченный двумя гранитными орлами спуск с откоса.

Было тихо. Даже цикады умолкли. Он обернулся. Она продолжала стоять неподвижно и прямо. Чуть запрокинутая голова и поднятые к небу руки создавали странную и несколько романтическую иллюзию ночной молитвы. И рядом — серо-голубой неутомимый бог с ужасным своим Колесом… Руки ее медленно опустились. Кир-Кор посмотрел в звездное небо и зашагал по каменным ступеням вниз. До рассвета оставалось немного — час с небольшим. Будет лучше, если арест состоится на берегу. Под рокот прибоя. Подальше от посторонних глаз.

У подножия откоса его нагнал и заставил остановиться диковинный звук. Вернее — созвучие. Гортанный зов колдуна первобытного племени. Каменный век… Созвучие слетело откуда-то сверху. Было бы только логично, если бы за такого рода созвучием последовали рев и прыжок махайрода, — ах, какая была бы игра на финише ночи тигра! Но вместо рева последовало… пение.

Кир-Кор замер, застыл под откосом. Замерло все — парк, остров, прибой, океан, сама ночь, — все затаило дыхание. Нет, подобного пения ему еще никогда — решительно никогда! — не доводилось слышать. Редкостной чистоты женский голос естественно, без особых усилий и, как говорится, в свое удовольствие воспроизводил диковатую, языческую мелодию в диапазоне четырех октав. Словно бы в дебрях дремучих лесов нарождалось что-то живое, огромное, доброе, заполняло просторы степей, перекликалось с эхом глубоких пещер и провалов, звенело в струях тугой, студеной воды ледниковых озер, широченным разливом впадало в моря, гулко распространялось в горах и победно кричало где-то за облаками…

Пение кончилось. Кир-Кор стоял и смотрел на неровные глыбы откоса, почему-то боясь шевельнуться.

Он не был большим знатоком эстрадного песнопения, однако сейчас ему представлялось необъяснимым то обстоятельство, что до сих пор он не знал никого из певцов-уникумов (кроме, конечно, Винаты), обладающих такими возможностями вокальной экспрессии… Уму непостижимо. До чего же Мать-Природа богата, просто непостижимо уму! Надо думать, эта блондинка станет открытием фестиваля. У Винаты, видать, появился- очень серьезный соперник. И еще неизвестно, кто победит…

«Нагнись, — посоветовал внутренний голос, — и подбери сувенир — туфельку с правой ноги будущей знаменитости».

Кир-Кор подобрал. Непонятно зачем.

«Сувенир можешь взять с собой на Дигею».

Он повертел в руке полупрозрачную туфельку Золушки этого бестолкового, жестокого острова и поставил на каменный выступ. Из-под стеклянного каблучка брызнули искры. Как тогда у Марсаны…

Шустрая хозяйка катамарана, по всей вероятности, еще не спит. И вряд ли сегодня уснет. Сегодня он многих бесполезно обеспокоил. И более всех — функционеров МАКОДа. Ну что за ночь такая, трижды маракас!

Он не заметил, как оказался на берегу. Ноги вязли в песке — он едва обратил на это внимание. Остановился у самой границы пляжа, куда доползали белесые языки пенистых волн.

Вдали над морем висели посеребренные излучениями звезд тончайшие занавеси морских испарений, время от времени их румянили отсветы вспышек скрытых за горизонтом маяков столичного острова. «Пейзаж под занавес», — подумал Кир-Кор. Ни остров Столичный, ни сама столица не интересовали его. И с Театральным покончено.

Его больше интересовало, кто нагрянет сюда для исполнения процедуры ареста. Скорее всего — камчадалы. Кстати, это могло бы упростить юридическую сторону дела — многих людей Ледогорова он знал в лицо.