Жерар не забывал своих планов рыбной ловли. У него не было только под руками из чего сделать сеть. Но он вспомнил случайно, что как-то раз он поспорил с Колеттой, Мартиной и Линой. Тогда он смеялся над массой лишних, по его мнению, предметов, которыми женщины снабжали путешественников в дорогу.
— Иголки! Нитки! Наперсток!.. Булавки! Ножницы! Да ты меня за портниху, что ли, принимаешь, Лина? Я, право, не умею обращаться с этими вещами!
— Каждый должен уметь пользоваться иголкой и нитками, — отвечала Колетта. — Помнишь, как нам не хватало всего этого у Матабелов; мы ходили в лохмотьях, а с нами не было ни Мартины, ни ее искусной иглы, чтобы починить платье. Каждый солдат должен брать с собой ящичек со всеми этими принадлежностями и должен уметь шить. Хочешь, я и тебя научу? Ты так хорошо плетешь сети, я уверена, легко научишься шить!
— Отчего бы мне не научиться прясть? Плести сети — это занятие мужское. Но шить!..
— Чистейший предрассудок! — возражала Лина. — Маршал Гош, прежде чем на его долю выпала военная слава, вышивал жилеты в Версале. Разве он, по-твоему, потерял от этого?
— Сознаюсь, мои возражения глупы. Посвящайте же меня скорее в тайны шитья, учите меня подрубать, стегать, пристрачивать…
Урок шитья начался при общем смехе. Теперь Жерар не мог сдержать свое волнение, свои сожаления, вспоминая эти мирные и счастливые часы, прелюдию ужасных бедствий. Но вот, развернув пакетик со швейными принадлежностями, он чуть не вскрикнул от радостной неожиданности: он нашел все нужное для изготовления сети — большой моток шнурков и челнок.
— Это добрая волшебница! — воскликнул удивленный Жерар.
Джальди, с восхищением разглядывавший эти сокровища, был того же мнения. С того момента, когда Жерар отнял Джальди из рук колотившего его Джека Тара, мальчик стал верным сеидом молодого француза, служил ему, как раб, и следовал за ним повсюду как тень.
— О, сагиб! Какие красивые вещи! Точно на базаре. Теперь у нас все есть. А что в этих флакончиках? Это можно пить?
— Нет, но если у тебя сделается лихорадка, здесь найдется лекарство против нее. Это наша дорожная аптека. Моя мать составляла ее. У тебя тоже ведь есть мать, Джальди?
— Есть. И отец тоже, и братья, и сестры, — задумчиво сказал ребенок, — только они не такие, как твои, сагиб!
— Чем же они не похожи?
— Не знаю. Они все думают, думают, зевают. И когда злые люди увезли Джальди, я уверен, что они даже не горевали. Они не умеют также приказывать, как вы. У них нет таких инструментов и книг, как у сагиба Анри… Он очень ученый, не правда ли? Ученый, как бонза, да? — спросил ребенок, смотря на Жерара наивными детскими глазами.
— Как несколько бонз, вместе взятых! — отвечал Жерар. — Ты не можешь составить себе ни малейшего понятия о его знаниях в механике!
— Знаю, — кивнул головой Джальди, — это он дал жизнь огромной птице, которую убила граната «Сома»!
— Да. Если бы на этом несчастном острове были хоть какие-нибудь средства под руками, мой брат и Вебер снова выстроили бы «Эпиорнис», дали бы ему, как ты говоришь, жизнь, и мы улетели бы отсюда…
— Я вижу, что они волшебники! — серьезно заявил Джальди, не выражая ни малейшего удивления, потому что в этом возрасте волшебники и волшебницы кажутся вещью заурядной.
— Пожалуй, можно их назвать и так: они все время трудятся и думают, как бы вырвать у злых гениев, которые хотят оставить людей краснеть в невежестве, их самые сокровенные тайны!
— Ах! Зачем же они тогда не велят всем материалам, которые им нужны, явиться по мановению волшебной палочки? — спросил Джальди, крепко задумавшись.
— Волшебники не могут создать что-нибудь из ничего. Ты слышал, как одна волшебница превратила тыкву в карету (или паланкин, по-твоему). Эта сказка есть у всех народов. Должно быть, и к нам она пришла из Индии, твоей колыбели. Так вот, видишь, даже этой сильной чародейке нужно было из чего-нибудь сделать карету!
— Правда! — согласился Джальди.
Между тем сеть была сделана. Жерар, Ле Ген и Джальди отправились рано утром на берег моря. Жерар нес на плече сети, Ле Гея — оставшиеся от вчерашнего ужина куски жареных пингвинов, а Джальди — корзину для пойманной рыбы.
Ручей до своего впадения в море образовывал большой, почти круглый бассейн приблизительно площадью в пятьдесят квадратных метров. С двух сторон его огибали утесы, так что он представлял из себя род маленькой гавани.
— Сядь на этом мысе, — сказал мальчику Жерар, — и бросай время от времени остатки мяса по нашему направлению. А мы с Ле Геном будем сидеть на противоположном мысе. Да смотри, сиди тихо, не шуми!
Довольно долго сидели они неподвижно и внимательно смотрели в воду. Маленький индус молча бросал приманку. Прошло десять минут, четверть часа, двадцать минут, в воде не замечалось ни малейшего волнения. Джальди уже реже бросал кусочки мяса, боясь, что скоро израсходует весь запас. Жерар и Ле Ген были опытные охотники и рыболовы, в Африке им доводилось подстерегать всякого рода дичь и рыбу; они знали, что рыба очень подозрительна, но в то же время и очень жадна, и доверчиво ждали теперь, когда же наконец жадность восторжествует над осторожностью.
Случилось то, чего они и ожидали. Долго куски мяса плавали на поверхности воды. Рыба, вероятно, наблюдала алчными глазами, спрятавшись за какой-нибудь камень, но не трогала их. Наконец одна не выдержала: послышался всплеск воды, большой, точно стеклянный глаз уставился на наиболее заманчивый кусок; рыбья пасть раскрылась, но промахнулась, и рыба испуганно метнулась прочь. Секунд через двадцать снова покушение на мясо, на этот раз более удачное: кусок быстро проглочен. Ободренные примером, являются и другие охотники на готовую добычу, они убедились, что это сходит им безнаказанно. Но это не нравится разведчику, он самый сильный, самый смелый, как и самый жадный среди товарищей, которых и принимается разгонять ударами хвоста… Некоторых рыбок поменьше он даже проглатывает. Теперь-то можно закинуть сети!
Ловким движением, не спеша, Жерар развертывает сети и бросает их в воду. Вся компания рыб попалась. Продолжая борьбу, они погружаются в воду, а сеть оцепляет их непроницаемой стеной… Вот рыболовы притянули сеть к берегу. Жерар и Ле Ген вместе едва вытащили невод: так много в нем было рыбы. Мелких рыбок побросали обратно в воду, чтобы не истреблять бесполезно драгоценную пищу, оставили только крупную рыбу, но и той было так много, что рыболовы гнулись под ее тяжестью, когда победоносно Несли домой свою добычу.
Кок был в восторге. Он так грустил, что ему не над чем показать свое искусство! Тщетно изощрялся он, поджаривая пингвинов и чаек: гримасы, с которыми господа ели за обедом его стряпню, доказывали ему, что из такой дичи хорошего жаркого не приготовишь. Богатый запас рыбы обрадовал его.
