— Вы очень изобретательны, — заметил Сиснерос. — Как вам тут жилось?
— Они очень приятные люди, — ответил Тамберли.
«Будет мучительно трудно расставаться с Аруной и малышами. Будь я святой, никогда бы не согласился принять предложение отца этой женщины жениться на ней. Но эти семь лет тянулись очень долго, и не было никакой уверенности, что ожидание когда-нибудь кончится. Моя здешняя семья потеряет кормильца, но я оставлю им столько горшков, что у Аруны вскоре появится новый муж — сильный добытчик, скорее всего Уламамо, — и они станут жить в достатке и радости, как прочие их соплеменники. Даже при том, как скромно они здесь живут, это лучше, чем у многих людей в далеком будущем».
Тамберли так и не смог до конца освободиться от сомнений и чувства вины. Он знал, что они всегда будут его преследовать, но в душе уже шевельнулось радостное чувство:
«Я возвращаюсь домой».
Мягкий свет. Изящный фарфор, серебряные приборы, стекло. Я не знаю, лучший ли «Эрни» ресторан в Сан-Франциско (это дело вкуса), но, без сомнения, он один из десятка лучших. Правда, Мэнс сказал, что ему хотелось бы свозить меня в семидесятые годы двадцатого века — в заведение под названием «Мингей-Йа» при первых его владельцах.
Он поднимает бокал, наполненный хересом, и провозглашает:
— За будущее!
Я следую его примеру и добавляю:
— И за прошлое.
Чокаемся. Восхитительный напиток.
— Теперь можем поговорить.
На лице Мэнса, когда он улыбается, проступают морщины и оно теряет выражение беззаботности.
— Жаль, что нам не удавалось сделать это раньше. Телефонный звонок не в счет: я лишь хотел сообщить, что с вашим дядей все в порядке, и пригласить вас пообедать. Но мне пришлось изрядно помотаться туда-сюда по времени, чтобы свести в этом деле концы с концами.
Сейчас подразню его.
— А вы не могли сначала сделать это, а затем вернуться на несколько часов назад, чтобы снять меня с крючка?
Он мгновенно становится серьезным. В его голосе звучит сожаление.
— Нет. Слишком опасно подрезать реальность таким образом. Нам в Патруле не заказаны увеселительные прогулки, но только если они не приводят к осложнениям.
— Мэнс, это шутка. — Я протягиваю руку и похлопываю его по тыльной стороне ладони. — Но я заработала этот ужин, разве нет?
А также шикарное платье и моднейшую прическу.
— Вы это заслужили, — с явным облегчением произносит этот большой смелый человек, которому довелось пройти немало пространственно-временных дорог.
Из конца в конец.
Довольно об этом. Слишком о многом нужно его расспросить.
— Что у дяди Стива? Вы рассказали, как он освободился, но я не знаю, где он сейчас.
Мэнс сдержанно улыбается.
— Так ли это важно? Он отчитывается в специальном центре, находящемся кое-где и кое-когда. Ему предстоит длительный отпуск, который они проведут с женой в Лондоне, и лишь потом он вернется к своим обязанностям. Уверен, он навестит и вас, и остальных родственников. Наберитесь терпения.
— А… потом?
— Видите ли, нам придется завершить дела таким образом, чтобы темпоральная структура осталась в неприкосновенности. Мы поместим брата Эстебана Танакуила и дона Луиса Кастелара в сокровищницу в Кахамарке в 1533 году — спустя минуту-другую после того, как экзальтационисты схватили их и увезли. Они просто выйдут оттуда, вот и все.
Я хмурюсь.
— Хм. Прежде вы говорили о том, что охрана забеспокоилась, заглянула внутрь, но никого не обнаружила. Это вызвало всеобщий переполох. Разве можно это изменить?
Он сияет.
— Вы очаровательны! Прекрасный вопрос. Да, в подобных обстоятельствах, когда прошлое подверглось деформации, Патруль действительно аннулирует последующие события. Мы, так сказать, восстанавливаем «первоначальную» историю. И как можно точнее.
Странное, щемящее чувство.
— Ну, а Луис? После всех перипетий?..
Мэнс отпивает глоток вина и начинает вертеть бокал между пальцами. Херес по цвету напоминает янтарь.
— Мы подумывали пригласить его в Патруль. Однако жизненные ценности конкистадора несовместимы с нашими. Он будет подвергнут обычной блокировке сознания. Сама по себе она совершенно безвредна, но напрочь лишает возможности разглашать какие-либо сведения о темпоральных путешествиях. При попытке сделать это у него перехватит горло, а язык не будет ему повиноваться. Так что он быстро откажется от подобных экспериментов.
Я качаю головой.
— Для него это ужасно.
Мэнс сохраняет спокойствие. Он словно гора: на склонах мелкие невзрачные цветочки, а под ними — огромная каменная глыба.
— Неужели вы предпочли бы, чтобы его физически уничтожили или стерли все из его памяти, сделав идиотом? Он причинил нам немало бед, но мы не злопамятны.
— Зато он мстителен!
— Хм. Он не успеет напасть на вашего дядю в сокровищнице, поскольку брат Танакуил, едва они окажутся внутри, тут же откроет дверь и скажет часовым, что он закончил свои дела. Но было бы неразумно оставлять брата Танакуила в Кахамарке. Утром, сказав, что ему нужно прогуляться и поразмышлять, он уйдет, и больше его никто не увидит. Солдаты станут жалеть о нем, ведь он был таким славным парнем. Начнут искать его, но безрезультатно, и в конце концов все решат, что его уже нет в живых. Дон Луис скажет им, что ничего не знает. — Мэнс вздохнул. — Придется отказаться от продолжения голографических съемок сокровищ. Может быть, кто-нибудь сфотографирует их до этого, когда они еще находились на своих законных местах. Для контроля за дальнейшей деятельностью Писарро мы будем внедрять новых агентов. Ваш дядя получит другое назначение. Ему предоставят право выбора. Возможно, он согласится на административную должность, поскольку этого хочет его жена.
Я делаю осторожный глоток.
— Что станет… что стало с Луисом?
Мэнс пристально смотрит на меня.
— Кажется, он вам небезразличен.
У меня вспыхивают щеки.
— Ничего романтического. Он, конечно, не подарок, но я считаю его незаурядной личностью.
Мэнс снова улыбается.
— Понятно. Что ж, это еще одна проблема, которой я занимался сегодня. На всякий случай мы будем держать дона Луиса Кастелара под наблюдением до конца его дней. Он быстро адаптируется. Продолжит службу у Писарро, отличится в деле при Куско и в борьбе против Альмагро. — С какой-то внутренней горечью он продолжает: — Наконец, когда завоеватели поделят страну, он станет крупным землевладельцем. Между прочим, он один из тех немногих испанцев, которые добивались заключения честного соглашения с индейцами. Позднее, когда умрет его жена, он удалится в монастырь и завершит жизнь в монашеской келье. У него были дети, и его потомки живут и здравствуют до сих пор. Среди них была женщина, которая вышла замуж за капитана из Северной Америки. Да, Ванда, человек, который втянул вас в эти приключения, — ваш предок.
